Серебряный век в Париже. Потерянный рай Александра Алексеева

Алексеев ищет базовые символы русского мира, и они совпадают с ощущениями символиста В.Я. Брюсова, выраженными в стихотворении 1917 года «Снежная Россия»: «За полем снежным – поле снежное, // Безмерно-белые луга; // Везде – молчанье неизбежное, // Снега, снега, снега, снега!.. // Змеится путь, в снегах затерянный: // По белизне – две борозды… // Лошадка, рысью неуверенной, // Новит чуть зримые следы… // И лишь вороны, стаей бдительной, /// Порой над пустотой кружат, // Да вечером, в тиши томительной, // Горит оранжевый закат. // …Но быстро тени длинные // Закутывают всё кругом».

Упомянутые Брюсовым образы – снег, дорога, лошадь, ночные тени – центральные в этой серии. Размышляя об особенностях своих анимационных фильмов, роднящих их с работами чеха Бартоша, Алексеев замечал: «…между интересом к атмосферности, к высвеченной туманности, свойственным Бартошу и моим, есть определённо родственная связь; в меньшей мере родство славянских темпераментов, чем родство пейзажа, зимнего и расплывчатого, снежного пейзажа, туманного, характерного для Севера. Мы оба любили свет одинаковым образом».

Русский заснеженный пейзаж, увиденный через решётку (заключение и изгнание пережили миллионы русских людей в ХХ веке) – одна из последних иллюстраций под названием «В Сибири». В снегу чуть не замёрз восемнадцатилетний кадет Алексеев. Вспоминая послереволюционный Петроград в Париже, Юрий Анненков обращался к образу снега: «Снег продолжает крутить, то затихая, то разъяряясь метелью. Какая белая, какая долгая зима! Белое небо, белые крыши, белые улицы, белая пустая Нева. Снежные комья бьются о сани, вороные храпят, ёкает селезёнка. Белый город – в снегах, в снежинках!» («Повесть о пустяках»). Дочь художника мечтала: «Я… попыталась представить себе Россию, страну, которая так много значила для него и которую я никогда не видела: снег, медведи, тройки».

Сто отпечатанных в Париже литографий к роману Ф. Достоевского были представлены на первой персональной выставке Алексеева в марте 1929 года. 14 марта о ней написала газета «Возрождение». Чуть позднее Филипп Супо предсказывал: «Если мы пролистаем книги, иллюстрированные Алексеевым, мы не сможем не признать значение и творческую мощь его работ. …ваш покорный слуга может лишь заверить всех, кто интересуется графикой, что у автора офортов к "Запискам сумасшедшего", ксилографий к "Аптекарше" и литографий к "Братьям Карамазовым" – большое будущее».

Парижское издание вышло в мае в виде монументального трёхтомника, каждый из томов его трудно удержать в руках. Иллюстрации Алексеева, как отмечает Жорж Нива, «русского в страстных порывах своей души», исполнены «неистовой силы».

Тираж знаменитого издания составил 118 экземпляров, из которых 100 – нумерованных, а 18 – именных, не предназначенных для продажи. «Литографии Алексеева – это общепризнанная, самая мощная графическая работа к всемирно известному роману классика русской литературы», – резюмировал М.В. Сеславинский.

Алексееву удалось воплотить в иллюстрациях то, что поэт Михаил Кузмин определил, как «колебание жизненных токов». Для художника важны специфика материала и ритм работы: «нужно уметь передать сильный духовный импульс, внезапный взрыв возбуждения, верный и мгновенный рефлекс – то, что называется вдохновением – для того, чтобы создать офорт. Гравёр держит в уме некое предчувствие идеала, которым станет оттиск с его доски… именно так скор и неясен замысел офорта – словно сама мысль». В гравюрах, с опорой на уже найденное, произошло обновление художественного языка, сложившегося в оригинальный, узнаваемый алексеевский стиль.

Он ставил перед собой сложнейшую задачу: «Не существует технических приёмов, чтобы показать нам человеческую душу. Только искусство может помочь нам достигнуть этого». И Достоевский, как никто другой из русских писателей, был близок и созвучен нашему художнику.

Глава тринадцатая На вершине успеха ( 1929 )

В том же 1929 году, что и «Братья Карамазовы», с работами Алексеева выходят притча «Беседа Моноса и Уны», новелла «Падение дома Ашеров» Эдгара Аллана По, романы «По реке Амур» Жозефа Дельтейля и «Адриенна Мезюра» Жюльена Грина.

«Беседа Моноса и Уны» и «Падение дома Ашеров»

Здесь, в ателье на улице Порт Рояль, Алексеев воплощал в изображениях и «сверхъественные истории» Эдгара По. Ими он упивался с юности, назвав их «моей колдовской книгой». Скорее всего, сам выразил издателям желание их иллюстрировать. К этому времени ему была предоставлена полная свобода выбора. «Издатели приходили и говорили мне, – рассказывал наш художник: – Господин Алексеев, я бы хотел издать книгу с вашими иллюстрациями. – Какую книгу? – Это не имеет значения, что вы выберете, то и будет хорошо».