Серебряный век в Париже. Потерянный рай Александра Алексеева

По Алексееву, иллюстратор вправе свободно добавлять своё в изображение, пока оно уместно, раскрывает драматизм сюжета и не противоречит невысказанным автором мыслям. Жанр иллюстрации предоставляет такую «свободу» для полёта фантазии, что художник может выдумать даже свой сюжет. Надо быть очень внимательным, чтобы заметить в тёмной листве неожиданных зверьков, скачущих по веткам. Художника манит жизнь. Только этим можно объяснить спрятанное в густой листве лицо в профиль, похожее на Чарли Чаплина. И если где и пребывают бессмертные души героев, то в том прекрасном звёздном небе, обители душ человеческих, на которое намекал Супо («Душа взлетает на крыльях Любви»), чему Алексеев посвятит финальную миниатюру, усеянного звёздами неба, и поместит в её центр святящийся земной шар.

И ещё одна работа к творению кумира художника – гравюры к мистической новелле «Падение дома Ашеров», считающейся одной из наиболее совершенных в творчестве Эдгара По. «С чувством подлинного трагизма отображена гибель старого аристократического рода и одновременно "ужас души" свидетеля этой драмы, потрясённого виденным», – как комментируют этот полуфантастический рассказ почитатели По. Новелла с гравюрами Алексеева выходила дважды. В 1929 году в переводе Шарля Бодлера в парижском издательстве Orion. Фронтиспис и девять акватинт в тексте отпечатаны в мастерской Э. Ригаля, тираж 365 экземпляров. Следующее издание 1930 года – на английском в издательстве The Halcion Press A.A.M. Stols. Maastricht тем же тиражом, отпечатанным в Голландии. Те же 10 иллюстраций Алексеева в технике акватинты.

«Падение дома Ашеров» – загадочное повествование о драматических событиях, пережитых рассказчиком в старинном поместье его приятеля Родерика, связанное со странной болезнью сестры Родерика, леди Мэдилейн, и с ещё более странным его собственным психическим заболеванием, о таинственной связи между домом и его обитателями, о преждевременных похоронах ещё живой Мэдилейн, неожиданно пришедшей в себя, о внезапно рухнувшем доме Ашеров в сумрачные воды озера. Тривиальных причинно-следственных связей искать здесь не стоит. Классическое повествование в готическом стиле, волновавшее не одно поколение читателей во Франции, Англии и в России, их не предполагало. Болезненное состояние психики, сознание на грани безумия, душа, трепещущая от страха перед грядущим и неизбежным ужасом, – вот с чем встречаемся мы. Родерик Ашер предрекает себе потерю разума и самой жизни в борьбе с «мрачным фантазмом – страхом». В финале предчувствие его сбывается: он гибнет, поражённый ужасом и безумием. Мотив безумия преследует художника: Поприщин из «Записок сумасшедшего», Германн из «Пиковой дамы», Иван Карамазов Достоевского, позднее – Адриенна Мезюра из одноимённого романа Ж. Грина. Прежде – в русском, а теперь – во французском и английском обличии. Дом Ашеров в его символическом значении воспринимается как европейский мир первой четверти ХХ века, пребывающий в состоянии распада, угасающий, мертвеющий, находящийся на пороге полного исчезновения, что и происходит в финале. Подобные метафизические переживания Алексееву, как мы знаем, ближе, чем кому-либо другому, он уже не раз проходил через их искушения, вызывая в воображении невероятные сновидческие образы. Здесь они предельно сгущены. На фронтисписе – сидящая обнажённая мужская фигура. Это Ашер. «Мертвенно-бледная кожа; огромные светлые с невыразимым блеском глаза; губы тонкие, бледные, но необычайного рисунка; изящный еврейский нос с чересчур широкими ноздрями; маленький изящный подбородок, лишённый энергетических очертаний (признак душевной слабости); мягкие волосы, тонкие-тонкие; лоб, расширяющийся над висками и необычайно высокий». Что ж, портрет похож, правда, без тщательно прописанных деталей. Но дальше… Руки кажутся обрубками.