Серебряный век в Париже. Потерянный рай Александра Алексеева

В работе над игольчатым экраном приняли участие и жена, и дочь, отправленные Алексеевым за покупкой иголок. «Мне, пожалуйста, тысячу иголок, – обратилась мама к продавщице в универмаге Бон Марше. Решив, что имеет дело с какой-то ненормальной, продавщица вызвала заведующего. "Мадам, это невозможно, – вежливо сказал тот. – Вам лучше сходить на такой-то бульвар". На следующее утро мы отправились на этот бульвар». Только «сумасшедшим русским» пришло в голову купить три фунта иголок. Светлана писала: до последних дней жизни, закрыв глаза, она видела поверхность маленького холста, блестящую от сотен воткнутых в него иголок.

Когда они вернулись с иголками, отец положил на стол небольшой холст[89], натянутый на раму и предварительно промазанный парафином. На поверхность холста карандашом была нанесена сетка. «Втыкайте иголки в каждую из точек пересечения сетки», – велел он нам…» Этим Светлана занималась целыми днями, пока пальцы не начинали неметь, болеть и кровоточить. Потом приходила мама и «спасала» дочку от трудной работы.

«Когда экран был готов, мама сделала на нём объёмный отпечаток картонного человечка по имени Бебэ Николя. Малыш Николя был маленьким картонным снеговиком, которого я получила в подарок на Рождество. Он был покрыт блестящим белым бисером, а в его открывавшемся животике когда-то лежали разноцветные конфетки. «И – о чудо! – его трёхмерный портрет оказался увековеченным с помощью нового изобретения!» Был позван Алексеев, работавший в соседней комнате. Войдя, он захлопал в ладоши и воскликнул: «Браво! Получилось». Тут же распили шампанское. Светлане разрешили пригубить глоточек.

Судьба этого прототипа игольчатого экрана уникальна. Он сохранился до наших дней: художник подарил его директору Музея кино Анри Ланглуа, позднее выставившему его на видном месте в своём музее как одно из достижений искусства XX века, знаменовавшее рождение техники гравировки с помощью иголок. Светлана вспоминает встречу с экраном своего детства: «Пятьдесят лет спустя на выставке в музее парижского Монетного двора я с удивлением обнаружила перед собой игольчатый экран с портретом своего старого друга Бебэ Николя. На латунной табличке под ним я прочитала: "Первый образец игольчатого экрана, сделанный Александром Алексеевым. Собственность Французской синематеки. Руками не трогать"».

А в их доме в те годы картонный снеговик, неожиданно сыгравший столь историческую роль, постоянно стоял на обеденном столе как член семьи. «У мамы вошло в привычку озвучивать его чуть гнусавым голосом и говорить папе то, что никто никогда не отважился бы сказать ему в лицо – малыш Николя был самым главным». Не один раз возвращались Светлана и мать к своему любимцу. Была сочинена сказка, Александра рисовала его дочери во всевозможных фантастических положениях. Снеговик всегда был печален, что, как потом думала об этом Светлана, «выражало хорошо известное ей детское одиночество. Но делала она это с превосходным чувством юмора».

Здесь следует остановиться на роли Клер Паркер, ученицы Алексеева, ставшей его женой, в изобретении и судьбе игольчатого экрана. Можно с уверенностью утверждать: если бы не её роль в его создании (и в жизни художника вообще), то, возможно, экран не был бы доведён до готовности.

Художник посвятил ученицу в эксперименты с технологией, которая могла бы позволить ему визуально воссоздавать музыку, причём не статичными, а анимированными гравюрами. Спустя годы Алексеев вспоминал: однажды ночью (было без пяти десять) он наконец-то ясно увидел искомое. Через несколько дней они начали конструировать первый игольчатый экран.

Этот проект поразил воображения юной Клер, и она предложила финансовую поддержку для его доработки и материальной поддержки семьи. В течение года они усовершенствовали прототип игольчатого экрана, Александра Гриневская и иногда Светлана тоже помогали в работе. По мнению Сесиль Старр, написавшей глубокий по эмоциональному содержанию и богатый фактологическими подробностями очерк о жизни Клер, это не было «любовным треугольником», а, скорее, «мастерской с тремя работниками» или, возможно, с «четырьмя» (подразумевался Э. Раик).

Первый работающий аппарат – экран размером 125×92 см с проделанными в нём 500 000 отверстий, сквозь них могли двигаться столько же иголок. Алексеев отмечал: «гравировка с помощью иголок отличалась от всех существовавших техник живописи, рисования и т. д., – в ней не использовались краски». Сошлёмся на анализ работы на игольчатом экране Ги Фимене. «Образы на нём создавались модуляцией света и тени, без рисованных линий или видимых контуров, они только назывались гравюрами – становились ими после фотосъёмки. Рождённые иголками, прежде чем стать фотографиями, образы представляли собой подлинные «изображения, сотканные из света и тени».