Поль Жильсон в заключение статьи, опубликованной 18 октября 1933 года в газете «Лэтрасижан», писал: «Александр Алексеев и Клер Паркер иногда тратили целый день, чтобы отснять одну секунду фильма. Время ведьм из "Ночи на Лысой горе" – дьявольски прекрасное зрелище».
Новаторство первого кинематографического опыта Алексеева Доминик Виллуби уже в наши дни видел в образности фильма, достигнутой за счёт игры светотени на более прочной, подвижной и дающей возможность моделировать изображение поверхности. Зрителю кажется: конструкция экрана способствует достижению визуальных эффектов, но это и заслуга Алексеева, реализовавшего потребность в изображении движения в пространстве трёх измерений.
Уже во второй половине 1980-х годов Джон Грирсон, режиссёр документальных фильмов, страстно призывал: «Все кинокомпании должны посмотреть этот фильм. Он изумителен и потрясающ, будучи кратким и отмеченным печатью гениальности». Писатель Грэм Грин, в то время кинокритик издания The Spectator, описывал фильм как «сумрачную фантазию, доставившую наивысшее эстетическое наслаждение, которое только можно получить от кино как вида искусства как минимум одному зрителю». И вот вывод Джона Халаса, режиссёра анимационных фильмов: «Алексеев открыл новые горизонты в искусстве анимации. Наконец изобразительное искусство было успешно скрещено с анимацией». Но никто и не подозревал, что великий аниматор в это же время создавал другой шедевр – цикл иллюстраций к «Дон Кихоту». Но мы начнём с предыстории.
Зрелые годы
Отблески и тени времени. «Дон-Кихот» (
«И тут с ним происходят случаи, достойные быть начертанными не только на пергаменте, но и на меди…» – слова Сервантеса из романа «Хитроумный Дон Кихот Ламанчский» звучат напутствием художникам всего мира. И каждый художник, в зависимости от времени, масштаба таланта и собственного видения, по-своему прочитывал «трагикомический пародийный роман» Сервантеса, выдержавший за пятьсот лет более трёх тысяч изданий на десятках языков мира. Популярное в то или иное время восприятие Дон Кихота отражалось в иллюстрациях. «Реально существующее время имеет только один источник – мозг и сердце, то есть душу человека, – рассуждает наш современник, писатель Владимир Бутромеев. – Мысль, чувство, время – результаты познания человеком себя и мира, в котором он существует. Они – мысли, чувства и время – основные составляющие части ноосферы, сферы разума». Сервантес начнёт и закончит первый том великого романа в тюрьме, всколыхнув им читающий мир. Достоевский спустя почти три столетия увидит Дон Кихота как «самого простого душою и одного из самых великих сердцем людей». Жизнь самого Сервантеса переполнена поражениями и несчастьями: в битве с турками он, человек несокрушимого духа, получил тяжелейшее ранение – левая рука превратилась в обрубок, а после долгой военной службы остался нищим. Пять лет страдал в плену – в тюрьме при дворце Дженин, в столице пиратского королевства Алжир. В итоге двенадцать лет провёл вдали от родины. Годами жил один, дочь росла без него. Освободившись от армии, работал сборщиком налогов – королевским провиантским комиссаром, объезжал на муле изнемогающую от наступившей бедности страну, вынужденно отбирая у крестьян последнее. В результате, оклеветанный, попал в королевскую долговую тюрьму в Коста-Дель-Рио. И все эти десятилетия в нём созревал роман.
Хорхе Луис Борхес писал в середине ХХ века в «Притче о Сервантесе и Дон Кихоте»: «Побеждённый реальностью и Испанией, Дон Кихот скончался в родной деревушке в 1614-м. Ненадолго пережил его и Мигель де Сервантес. Для обоих, сновидца и его сна, вся суть сюжета была в противопоставлении двух миров: вымышленного мира рыцарских романов и повседневного, заурядного мира семнадцатого столетия. Они не подозревали, что века сгладят в итоге это различие, не подозревали, что и Ламанча, и Монтьель, и тощая фигура странствующего рыцаря станут для будущих поколений такой же поэзией, как плавания Синдбада или безмерные пространства Ариосто. Ибо литература начинается мифом и заканчивается им». С особым интересом относились к мифам и снам сюрреалисты, волновали они и русского художника Александра Алексеева. Но об этом речь впереди. Позволим себе небольшой экскурс в историю мировой иллюстрации.
Впервые образ Дон Кихота появился в 1613 году в одной немецкой гравюре. Целиком роман был иллюстрирован во фламандских изданиях второй половины XVII века. На родине Сервантеса в 1672 году Диего де Обрехона исполнил иллюстрации, где, по словам петербургского литературоведа В. Багно, «намечены особенности, которые будут впредь отличать иллюстрации, выполненные в Испании, они наиболее точно передают испанский колорит бессмертного романа».
В разные эпохи фигура Рыцаря печального образа становилась знаменем различных философских и политических теорий. За столетия возник целый калейдоскоп суждений, мнений и художественных интерпретаций романа и его образа Дон Кихота прежде всего.