Серебро и золото

Следующие два часа она посвятила неторопливому, но упорному поеданию медвежьего мяса, зажаренного с кислыми яблоками, и тушеных овощей – гороха, брюквы и капусты, густой похлебки и запеченных в тесте карпов. Трижды она выходила во двор, чтобы по примеру предков лечь животом на бревно. Ей не нужен был полный желудок, но ей требовалось насытить оживший под действием яда организм.

Потом она позволила двум испуганным служанкам из местных обтереть себя холодной водой и расчесать волосы. Ирина помогла одеться и облачиться в полный доспех. От ужаса и восхищения, переходящего в изумление, валькирию явственно потрясывало, но Елизавета с этим ничего поделать не могла. Ее и саму трясло не на шутку, но если она правильно понимала то, что с ней происходит, к началу боя дрожь должна была пройти.

– Корону! – приказала она, почувствовав вес брони.

– Может быть, лучше шлем? – в несвойственной "робкой" манере спросила Ирина.

– Ладно, – согласилась Елизавета, "сдавая назад" и принимая к сведению, что ее начинает заносить. – Бери шлем и поехали, армия уже час как на ногах.

И она первой пошла к выходу. Впрочем, Квиг, несущий ее моргенштерн, и Мане все равно ее опередили. Ирина, прихватившая кроме своего еще и кулачный щит Елизаветы, с Магнусом Менком шли следом за ней. А во дворе замка Елизавету ожидал эскорт – полсотни гвардейцев Эрика.

– Дороги разведаны? – спросила она, поднимаясь в седло.

– Да, конунг! – отрапортовал сотник Карл Яарст. – Мы пойдем по восточной тропе, по западной – идет заслон.

– Тогда, вперед! – приказала Елизавета и тронула свою черную как ночь кобылу.

Венгры шли, спрятавшись в "черный туман", беззвучные, словно тени, бесплотные, незримые. Но увидевший их единожды, способен следить за ними и дальше. Во всяком случае, Елизавета их "видела", хотя расстояние, ночная мгла, едва прореженная жемчужным сиянием рассвета, и обычный белый туман, кажущийся пока серым, скрывали врагов не хуже колдовской завесы.

"Ну-ну, Тригерид! Ты знаешь, старый бес, что и на тебя найдется управа?!"

– Прикажите людям вести себя тихо, и пусть держат тетивы за пазухой. Я скажу, когда наступит время!

Елизавета слезла с лошади и прошлась, вслушиваясь в себя и в ночную тишину. Все было правильно, и все шло именно так, как было предсказано.

– Ждем! – сказала она, присаживаясь на поваленное дерево.

Где-то рядом, – за деревьями, туманом и ночью, журчала вода. Там текла речка. Мелкая, неширокая, скорее разлившийся ручей, чем река.

Время в отличие от воды текло медленно. Мгновения сменялись мгновениями, чтобы уйти в прошлое, но будущее наступать не торопилось.

"Всему свое время… Время разбрасывать камни, и время их собирать…"

На краткий миг Елизавета вспомнила, что она всего лишь девочка. Девушка. Барышня. И ей стало вдруг так себя жаль, что слезы подступили к глазам. Однако это были несвоевременные мысли, и вредные чувства, и единым усилием воли Елизавета изгнала их из своего разума, который должен был оставаться незамутненно ясным, и из своего сердца, обязанного биться ровно и сильно.

"Я не девочка, – сказала она себе. – Я женщина и я конунг!"

Елизавета "прислушалась". Солнце было уже близко. Галичане занимали высоты, венгры готовились атаковать. И затаившиеся за "черным туманом" враги изготовились нанести фланговый удар.

– Пора! – тихо сказала Елизавета, но ее, разумеется, услышали. – Луки к бою!

Тихое шевеление распространялось от нее на запад и восток. Воины доставали сухие тетивы из-за пазух и снаряжали луки. Работали тихо, но споро, не дожидаясь особого распоряжения, выстраивались в три шеренги, чтобы обеспечить высокий темп стрельбы, готовили стрелы, втыкая их в землю перед собой.

– Квиг, приготовься! – Елизавета, как и прежде, поднялась в седло без посторонней помощи и надела поданный Ириной шлем. Забрало было поднято, влажный воздух холодил лицо.

Из-за деревьев в зенит ударили первые лучи восходящего солнца. Небо засветилось розовым, туман, стлавшийся над речной долиной, наполнился опаловым сиянием. Где-то далеко, в нескольких лигах на запад заиграли рожки, подали голос медные горны, – это венгерская конница выстраивалась на равнине для удара в лоб. В Галичьмерских порядках тоже заиграли трубы, но у них была иная тональность, другие голоса. Турьи рога и длинные трубы издавали сильные печальные звуки, от которых стыла кровь, и вставали дыбом волосы на загривке.

Напряжение нарастало, но время Елизаветы еще не пришло. Закричали горны, дрогнула земля под ударами копыт, и волна атаки пошла с запада на восток. Галичане сомкнули строй, выставив вперед длинные пики и прикрывшись ростовыми щитами первой линии. Ничего этого Елизавета, разумеется, не видела, и видеть не могла, но она знала – все это правда. Ее история будущего совпадала с разворачивающимися в пространстве и времени событиями, как рисунок и его отражение в зеркале.

"Сейчас!"