Серебро и золото

Ну, а следующие мгновения ее жизни слились в одно длинное, полное ужаса и восторга впечатление, не поддающееся, впрочем, ни осмыслению, ни обобщению. Движение кистью… полет моргенштерна… удар, сминающий заостренный кверху шлем… Щит принимает удар булавы… Кровь, кости, куски кожи и плоти летят ошметками с возвращающейся назад кровавой звезды… Наклониться, пропуская моргенштерн над головой, отбить щитом топор, метящий в горло, и самой – возвратным движением металлического диска – ударить противника в лицо… Удар… Кровь, разлетающаяся веером… Хриплое дыхание… Божба умирающего… Проклятия раненого… Богохульства живых… Вонь, пот, кровь… Движение кисти, и смерть летит навстречу врагу… Удар… Шипы пробивают деревянный щит… Окхе привычно встает на дыбы, позволяя хозяйке вырвать застрявшие в коже и дереве стальные шипы… Удар… Ирина прикрывает ее своим треугольным щитом… Удар… Мане парирует выпад мечом… Удар… Моргенштерн разбивает всаднику грудь и, возвращаясь назад, кромсает шипами голову коня… Крик лошади… ржание… вопли… Удар… удар… удар… Смерть и кровь, движение кисти, танец щита…

Когда все закончилось, туман уже рассеялся, и взошло солнце. Речная долина, мелкая и неширокая под стать самой реке, была завалена человеческими и лошадиными трупами. Тела запрудили реку, и она перетекала через них, смывая кровь. Тела громоздились тут и там ужасающими курганами, из которых торчали перепутанные и переломанные конечности, руки в кольчужных перчатках, лошадиные копыта, сапоги. Среди мертвых лежали и раненые, молившие о помощи и пощаде или просто безнадежно стонавшие, хрипели умирающие, бились в конвульсиях искалеченные кони. Над полем смерти стоял смрад, а само это поле шевелилось и глухо мычало множеством слабеющих голосов, среди которых прорезались иногда взлетающие к небу богохульства и крики боли.

Елизавета огляделась, стараясь оценить ущерб собственному войску. Как ни странно, уцелело гораздо больше скулнскхорцев и бургундцев, чем можно было вообразить, доподлинно зная, что здесь творилось всего несколько минут назад. Но многие действительно остались в седле или на своих двоих, а все пространство за рекой устилали тела венгров, на которых обрушился сквозь туман убийственный шквал длинных, с коротким оперением, стрел.

– Конунг! – Эрик шел пешком. Он весь – с головы до ног – был забрызган кровью. В кровавую маску превратилось и его лицо!

– Слава Одину, ты жива! – когда воевода нервничал, он сразу забывал, что христианин и должен благодарить господа, а не старых богов.

– Я жива, – устало кивнула Елизавета. – Похоже, Тор[68] с Уллем[69] были сегодня на нашей стороне.

– Ну, не знаю, кто ворожил нам этой ночью, – откликнулась, подъезжая, Ирина Большая, – но пару раз мне показалось, что слышу хохот Морриган – "Великой госпожи ворон"!

– Разболтались! – остановила их Елизавета. – Эрик, пошли кого-нибудь посмотреть, что там на равнине!

– Я выслал разведчиков, как только утих бой.

– Спасибо, Эрик! Ты, как всегда, золото, а не серебро! И спасибо тебе за моргенштерн, он славно послужил мне этим утром! – Елизавета протянула Эрику его внушающую ужас "звезду смерти" и только теперь увидела то, что, должно быть, видели Эрик и все остальные. Все те, кто собирался вокруг нее, подъезжая на измученных лошадях, или подходя на своих двоих через поле брани, ставшее полем смерти.

Моргенштерн был весь в запекшейся крови, а на его шипах виднелись неаппетитного вида ошметки, о происхождении которых не хотелось и думать. В запекшейся крови была и ее рука. Елизавета опустила взгляд, насколько позволял шлем. Ее грудь – выпуклый панцирь, надетый сверху, на кольчужную рубаху – была в крови, и кольчужные полы, и седло, и грива Окхе, и ее морда – все было покрыто кровью.

– Оставь его себе, конунг, – Эрик поклонился и сделал шаг назад. – Он твой! Ты… прекрасна и смертоносна, королева, я…

– Я не королева, Эрик! – остановила его Елизавета, раздосадованная и одновременно тронутая словами воеводы. – Император даровал моему прадеду Годину титул графа, забрав право именоваться конунгом.

– Император мертв, правительница! – Эрик смотрел на нее, и в его взгляде сплетались вызов и любовь, почтение и гордость. – Скулнскорх уже три поколения не подчиняется никому, и ты вправе носить титул своих предков.

– Людвиг Каген предъявил права на корону империи, – возразила Елизавета, заметив краем глаза верховых, спешащих к ним со стороны равнины.

– Вот с ним ты и выяснишь свои права, – голос Эрика стал каменно тверд, в глазах горел вызов. – Но он еще не император, и ты не его жена! А для нас, для всех нас, – он обвел движением могучей руки, лежащее за его спиной поле и всех живых и мертвых скулнскхорцев, находившихся там. – Для нас ты конунг, Лиса. Слава королеве! – заорал он вдруг, и десятки, сотни голосов подхватили его клич.

– Слава конунгу! Слава королеве! – кричали люди, чудом пережившие свою смерть, и Елизавете нечего было им возразить.

– Рота! – оглянулась она на Ирину. – Сними с меня, пожалуйста, шлем!