Серебро и золото

– Вообще-то здесь просто жарко! – подытожила Елизавета. – Раздеваемся! Пока до исподнего, – решила она, мимоходом оценив ситуацию, – а как пойдем в тепидарий, это сама баня так по-гречески называется, или в кальдарий, то есть, в парилку, тогда уж донага. Ведь есть же здесь парная палата?

– Как не быть, – гордо улыбнулась Зои, павой проходя вперед.

– Ой! А это что? – Только сейчас Елизавета увидела главную достопримечательность предбанника – ростовое зеркало невероятных размеров, вставленное в подвижную раму. До этого момента его скрывал тяжелый занавес, отдернутый теперь сильной рукой Зои.

– Венецианское зеркало! – и Зои продемонстрировала, как можно повернуть раму. – Это как раз мой дед из Венеции привез в подарок невесте. А бабка, когда уже поженились, приказала его здесь поставить. Она красивая была, моя бабка Хельги, и очень этим гордилась. Говорила, мол, одна беда – сама не могу собой любоваться.

– Это как Нарцисс, что ли? – спросила Вера, которая от помощи служанки отказалась и раздевалась сама, споро и без видимых затруднений.

– А тебе разве покрасоваться никогда не хочется? – удивилась Зои.

– Так красуются перед другими! – отмахнулась Вера де Йон, самая старшая из девушек. – Моя красота мужчинам услада, а мне-то в ней что?

– Ну, не знаю… А ты, что скажешь? – повернулась Зои к Елизавете.

– Я в этом смысле занимаю умеренную позицию, – улыбнулась Елизавета, с которой служанка как раз снимала платье. – Я согласна с Верой, наша красота ласкает взгляд мужчин, для того ее Господь нам, верно, и дал. Но и самой иногда любопытно узнать, все ли с этим в порядке, и все такое.

– Ты носишь шерстяные чулки? Зачем? – заинтересовалась Зои, когда платье Елизаветы было повешено на один из крюков, похожий по форме на морду рыбы-молота, иногда приходящей к скалистым берегам Скулнскорха.

– Во-первых, не чулки, – Елизавета подняла подол нижней рубахи и показала хозяйке дома продолжение своих "чулок". – Это как бы штаны, шоссы, но вязаные из шерсти. И в них, представь, зимой совсем не холодно. Но, главное, и это, во-вторых, на них можно надевать броню, защищающую ноги. Сюда налядвенник, – погладила она себя по бедру, – а сюда бутурлук, – нагнулась она, чтобы достать до голени.

– Здорово! – восхитилась Зои. – А не тяжело?

– Да, нет, – пожала плечами Елизавета. – В самый раз.

Она освободилась, наконец – хотя и не без посторонней помощи – от одежды и осталась в одной нижней рубахе. Сорочка была тонкая – из полупрозрачного фландрского батиста – и короткая, чтобы заправлять в "штаны", а сверху на нее обычно надевалась более плотная и длинная полотняная рубаха.

– Ох! – сказала она, потягиваясь, – до чего же хорошо!

– Здесь здорово! – поддержала ее Лена.

– Великолепно! – повела покатыми белыми плечами Ирина Большая.

– Угощайтесь! – предложила Зои, взглядывая искоса, то на одну, то на другую девушку, но более всего на Елизавету. – Тут вот пирожки с мороженой брусникой, а эти – с семгой, а те – с олениной. Там шаньги[41], как их у нас готовят, с соленым творогом, и к ним треска копченная, пряники медовые…

– А в кувшинах что? – спросила Вера.

– В расписных – ставленый мед, но он крепкий, сорок лет в дубовых бочках простоял.

– Ого! – сказала на это Ирина. – Хорош, должно быть. Я пока только двадцатилетний пробовала.

– Да, вкусный, душистый, – подтвердила Зои, – но много пить нельзя, я от него совсем дурная становлюсь. Такое могу утворить, что стыд и срам… А там, – сменила она тему, – в деревянных флягах – перевар.

– Сбитень что ли? – уточнила Лена.

– Да, – кивнула Зои, – восточники сбитнем зовут. А в бочонке италийское вино.

– О! – вспомнила Елизавета, присаживаясь на скамью и аккуратно пододвигая к себе один из столиков. – Ты обещала рассказать нам про венецианского мавра. – И не размышляя долго над тем, что делает и зачем, плеснула себе в серебряный кубок ставленого меда. – Тебе налить?

Служанки ушли, и остальная часть девичника проходила в условиях максимально приближенных к боевым: все-таки девушки собрались на войну, а, значит, им следовало учиться проявлять самостоятельность и привыкать к тяготам армейской жизни.

– Да, налей! – улыбнулась Зои, присаживаясь рядом на теплые выскобленные до белизны доски, и косясь, между делом, на обнаженные колени Лисы. – Сейчас расскажу. Этот мавр… Спасибо, Лиса! Он был кондотьером в Венеции.

– Кондотьер – это как капитан? – спросила Лена.

– Нет, кондотьер – это воевода по-нашему. Командующий их армией, но только наемный.

– Ага!

– Так вот он был, хоть и магометанин, но знатный рыцарь, и армия Венеции побеждала всех врагов…