Серебро и золото

– А он нас на горячем поймал, – рассмеялась Ирина. – Иван внизу, я наверху, и оба голые.

– А как это сверху? – сделала круглые глаза Лена.

– Как-как! Верхом!

"Верхом?" – Елизавета, все это время уверенно державшая лицо, чуть не дрогнула. Она не сразу сообразила, как это "сверху".

– А у моего отца, – сказала, между тем, Вера, – есть такая книга, называется "Фацеции или жарты польски, или издёвки смехотворны московски"[44]. Так там такие срамные сказки записаны, что просто в румянец бросает.

– В Скулнскорхе, в библиотеке есть книга италийца Боккаччо "Декамерон", – наставительно сказала Елизавета, – так в ней вообще про все говорится, и про блуд, и про полюбовников…

– Да, что нам италийцы! – расхохоталась Ирина, разливая мед, двигалась она при этом легко и плавно, словно бы и не пила крепкого вина. – В любую деревеньку заедете, на мызу, в фольварк, на хутор какой, вам бабы таких сказок понарасказывают, что повторить язык не повернется.

– А так, чтобы не про это? – спросила Елизавета, справившись с очередным пирожком с сёмгой. – Про любовь, про верность…

– Ну, есть такой рассказ, его кормчие рассказывают, когда бражничают, – Вера тоже съела пирожок, и ее губы лоснились от жира. – Вот говорят, давным-давно, в Новогороде, жил-был кавалер Роман Монтеков сын, а в том же белокаменном проживала девица из рода Копулетовых, именем Ульяна…

– Постой, Вера! – остановила ее Елена. – А разве его не Ромус звали? Ромус и Ляна. И это не в Новогороде случилось, а на Литве…

– Да, нет же! – воскликнула раздосадованная Елизавета. – Ни в какой не в Литве, а в графстве Верона! И кавалера звали Ромиус, а девицу – Юлия!

– Нет, – покачала головой Зои. – Его звали Ромео, а ее – Джульетта, и она…

– О, господи! – подняла тогда руку Елизавета. – Похоже, мы уже изрядно выпили, пойдемте-ка в баню!

Она встала с лавки, стянула через голову рубашку и первой пошла к двери в тепидарий.

– А ты красавица! – сказала ей вслед Зои.

"Красавица? Что ты имеешь в виду?" – что-то в словах Зои насторожило Елизавету. Похоже, баронесса сказала вслух совсем не то, о чем подумала.

"Я…" – она остановилась перед венецианским зеркалом и посмотрела на себя, как бы со стороны.

Лиса и Елизавета были похожи, но не как сестры близнецы, а как погодки, скажем, дети одних и тех же родителей. Лиса была чуть старше и несколько более женственной, чем Елизавета. Во всяком случае, грудь у нее явно была полнее, а бедра – шире. В остальном – жесткие вьющиеся волосы цвета червонного золота, широкие скулы, большие янтарные глаза, белая кожа и тонкая кость – они походили одна на другую, но только походили. Чуть иной разрез глаз, разница в чертах лица, в осанке, в плавности движений…

"Ерунда! Не это!"

– Любуешься? – сзади подошла Зои и тоже отразилась в зеркале.

"Вот!" – понимание пришло сразу, как только Елизавета увидела хозяйку замка Икьхгорн.

Зои тоже разделась. Она была хорошо сложена, но дело не в том, какой она появилась на свет, а в том, какой ее сделали постоянные упражнения с мечом и копьем. Зои являла, на взгляд Лисы, пример настоящей девы-воительницы: длинные мускулистые ноги, способные во время боя нести тело воина по качающейся палубе драккара, плоский живот, широкие развитые плечи и сильные руки. Нельзя сказать, что она не привлекала внимание, или не обладала женственностью, но это была не красота нежного ангелоподобного существа, каким изображала женщин куртуазная поэзия, а опасная, исполненная мощи и грации красота хищника.

А вот Елизавета, словно бы и не носила на себе пуд железа и не фехтовала мечом. Округлые плавные линии, нежная кожа, тонкая кость… На глаз, не более трех пудов, максимум три с половиною, но при таком весе и такой комплекции быть рыцарем весьма непросто. Вернее, невозможно, в принципе. Однако на практике – вот она Елизавета, и это она – и никто другой – ходит в броне, взбирается в седло, неся на себе массу разнообразного железа, бьется на мечах. И пусть ее меч не так велик и тяжел, как настоящий рыцарский, и броня облегчена, где и как возможно, это все-таки доспехи и меч, а не платье и веер.

– Ну, не знаю! – сказала она вслух, встретив испытующий взгляд Зои. – Такой уж я уродилась!

– Ты родилась красавицей, графиня, – без улыбки ответила ей из зеркала Зои Икьхгорн. – И ты настоящая дева щита. Ты, а не я! Такими, как говорят легенды, они и были – с виду хрупкие, но в бою не уступали мужчинам. Брунхильда, Альвильд, Поляница…

– Аминь! – Елизавета отвернулась от зеркала и пошла в банный покой.

В банном покое было жарко, в парилке – разверзся ад. Но этот ад был сродни любви, подобием страсти, он был ближе к раю, чем ад церковный.

– Ох!

– Ах!

– Смотри, не растай!

– С чего б мне таять, чай, не снегурка!

– Ох-хо-хо!

Потели не без удовольствия, до полного изнеможения, до алого марева перед глазами.

– Все-все-все! – закричала Елизавета, чувствуя, что еще немного, и кости потекут, как восковые свечи. – Вы как хотите, а я в фригидарий[45]!