Серебро ночи. Секундо. Книга 3

У покоев королевы он снова поцеловал ей руку, якобы в благодарность за помощь и поддержку, но на самом деле хотел проверить то странное, но чрезвычайно приятное ощущение, испытанное им при прежнем поцелуе. И снова от ее руки в его тело прошел искусительный позыв.

Опустив ее руку, принц отправился дальше, в свою часть дворца, а Илана в полном изнеможении вошла в свой будуар. Впереди было еще одно испытание – тризна. Но оно страшило ее куда меньше, чем неопределенность. Останется Юрис или уедет?

Она не могла понять, чего ей хочется больше. Его отъезд обещал ей покой, а вот его жизнь здесь, рядом, сулила массу неловкостей. И главным образом ее смущали его пристальные взгляды. Она даже не знала, как их определить – изучающие? Сочувственные? То, что она выдерживала их с трудом, ей не нравилось.

Но без него ей будет ужасно одиноко. Его душевность, волнами исходившая от него и окутывавшая ее, как пуховым одеялом, его искреннее внимание и, что уж греха таить, – его чисто мужское восхищение были ей приятны. Хотя и запретны.

Перед ней возникло жесткое лицо Торрена и его угрожающий взгляд. Ощутив его на себе как в яви, Илана испугалась до нервной дрожи. Нет, пусть уж лучше Юрис уезжает, так будет безопаснее и для него, и для нее.

В большом зале, где проходила тризна, она, как королева, первая сказала прощальные слова и за себя, и за отсутствующего супруга. Через час, когда разогретые вином мужчины, забыв о благопристойности, начали вспоминать не совсем приличные моменты жизни покойного короля, она, как главная здесь женщина, встала и вышла из зала. За ней ушли все женщины, развязывая этим языки мужчинам.

Перед сном Илана, сидя перед камином, слушала неуверенные речи расчесывающей ее волосы маркизы Клерской:

– Может быть, мне не стоит это вам говорить, но вы так доброжелательны и отзывчивы и не представляете, как могут быть коварны мужчины.

Илана имела по этому поводу кой-какие соображения, но кивком головы поощрила маркизу продолжать:

– Принц хорош собой и производит впечатление порядочного человека, но это только видимость. Увы, мужчины по своей природе таковы, что доверяться никому из них нельзя. А уж особенно мужчинам королевской крови. Леран Двенадцатый искренне любил свою жену, и что же? Он не отказался ради этой любви от других женщин.

Об этом королева хорошо знала. Ее отец тоже не брезговал постелями своих фавориток. Хотя, возможно, этому способствовал слишком уж властолюбивый характер законной жены. Но Илана не понимала, к чему маркиза ведет этот странный разговор. Неужто пытается предупредить ее не увлекаться своим деверем?

– Я говорю это к тому, – маркиза уловила недоумение своей госпожи, – что принц уж слишком внимательно на вас посматривает. Не стоит ему верить. Вы – супруга глубоко обидевшего его брата, более того, человека, убившего его горячо любимую мать. Каким образом, вы полагаете, он может ему отомстить?

Илана грустно покачала головой.

– Не думаю, что Торрен опечалится хоть немного, если меня не станет. Я навязанная ему супруга, та часть регламентированной королевской жизни, что ему ненавистна. Уверена, когда он укрепится на троне, он изыщет возможность от меня отказаться. А уж если вернет Амирель, то сделает это гораздо раньше.

Маркиза озабоченно нахмурила брови. Ей нравилась Илана. Ее прямота, честность, доброта и сострадание были так отличны от нравов королевской семейки, что она казалась беззащитной морской чайкой среди наглой стаи воронья. И маркиза считала своим прямым долгом оградить ее от враждебных персон, к которым причисляла и единокровного брата короля.

Закончив расчесывать волосы, уложила Илану в постель и вышла, плотно притворив дверь.

Ночь прошла спокойно. Утром после завтрака, на котором присутствовали все гости и придворные, наступила пора отъезда. Илана попрощалась со всеми сразу после трапезы, поэтому гостей провожал Юрис, как следующий по старшинству член королевской семьи.

Он хотел было перепоручить это муторное дельце своему дяде, принцу Остору, родному брату покойного короля, но тот отказался:

– Нет, мой мальчик. После принесения родовой клятвы Торрену, дай небеса ему здоровья, – это было сказано с премерзкой гримасой, – я чувствую себя все хуже и хуже. Меня будто что-то душит, не дает продыху. Так что справляйся один, мой дорогой. Кстати, а ты как себя чувствуешь?

Юрис пожал плечами. Никаких особых изменений в себе он не ощущал. Клятву он брату не приносил, а по крови стоял выше Остора.

Проводив всех высокородных гостей, выражающих ему соболезнования, кто-то искренне, кто-то с едва прикрытым злорадством, принц медленно пошел по дворцу, вспоминая, как славно ему жилось здесь до приезда Торрена. Казалось, так будет всегда.

Он зашел в так никем и не занятые покои матери. Здесь ничто не изменилось. Та же мебель, те же книги и даже засохшие цветы в вазе. Видимо, ни фрейлины, ни прислуга не решились их выкинуть. Юрис прошел в будуар, тот самый, в котором Торрен отравил его мать. Здесь все еще стоял запах тлена. Или горя?