Серена

– Его супружница противилась этим выходкам, и я с ней согласен, – сказал Стюарт. – Кому только на ум взбрело, будто такие выкрутасы могут принести пользу?

– Тут есть научный принцип, – возразил Снайпс, впервые заговорив с тех пор, как лесорубы остановили работу. – Тело нуждается в определенном запасе электричества, чтобы продолжать действовать; в точности как радио, телефон или даже сама Вселенная. Представьте, что у Макинтайра будто бы разрядилась внутренняя батарея и теперь ее нужно снова расшевелить. Электричество – лучший друг человека, если не считать собак.

Стюарт помолчал, обдумывая услышанное, и спросил:

– Тогда как вышло, что в столице штата электрическим током казнят убийц и прочих мерзавцев?

Качая головой, бригадир воззрился на парня точь-в-точь как школьный учитель, которому в каждом классе попадается хоть один непутевый балбес.

– Электричество ничем не отличается от прочих явлений природы, Стюарт. Есть два вида людей, хорошие и плохие, как и погода на дворе бывает двух видов, хорошая и плохая. Сечешь?

– А как насчет тех дней, когда идет дождь и это хорошо для урожая бобов, но одновременно плохо, потому что человеку хотелось порыбачить? – встрял Росс.

– Это не имеет касательства к теме нашей беседы, – покосился на него бригадир и снова повернулся к Стюарту: – В общем, ты уже наверняка сообразил, к чему я клоню: все сущее делится на хорошее и плохое. Так?

Парень кивнул.

– Что ж, – продолжил Снайпс, – вот вам научный принцип во всей красе. Короче говоря, к Макинтайру доктора применяли благой вид электричества: проникая в человека, такие разряды просто-напросто возвращают тело в норму, наводя порядок во внутренних процессах. К преступникам же применяется совсем иной вид, способный дочерна прожарить им мозги и потроха, – скверный вид электричества.

К полудню дождь не ослаб; однако Серена, не вняв протестам супруга, оседлала своего арабского мерина и поскакала проверять южный фронт работ, где бригада Гэллоуэя рубила деревья по склонам над ручьем Стрейт-Крик. Даже в солнечные дни угол наклона гор не позволял уверенно держаться на ногах, а под дождем рабочие и вовсе уподобились морякам на пляшущей в шторм палубе. Все усложнялось тем, что в бригаде появился новый рубщик – юноша лет семнадцати, достаточно крепкий, но неопытный. Гэллоуэй как раз показывал, где следует сделать засечку на стволе белого дуба с бочку толщиной, когда топор уже начал движение вперед, а колено новичка подкосилось, лишая его опоры.

С негромким чавкающим звуком лезвие топора врезалось в дерево, и Гэллоуэй расстался с кистью левой руки. Кисть упала первой; отрубленная подчистую, она шлепнулась оземь ладонью вниз и подогнула под себя пальцы, сразу напомнившие лапки умирающего паука. Отшатнувшись, Гэллоуэй упер спину в ствол белого дуба; кровь из задранного кверху запястья щедро заливала рубашку и джинсы. Стоявший рядом пильщик с оторопью уставился на отрубленную кисть, а затем – на запястье бригадира, словно не в силах уразуметь, как одно могло еще совсем недавно быть частью другого. Юноша-рубщик тем временем выпустил рукоять топора из ослабших пальцев. Оба работника, казалось, обратились в каменные столбы и не двинулись с места даже после того, как ноги изменили Гэллоуэю и сложились под ним. Бригадир по-прежнему прижимался к дереву и, сползая по нему, изрядно оцарапал себе спину шершавой корой – прямо сквозь фланелевую рубаху.

Подоспевшая Серена, сойдя с лошади, сняла пальто, под полами которого уже несколько месяцев успешно прятала беременность. Из седельной сумки она достала карманный нож, быстро срезала с мерина поводья и обвязала ими предплечье пострадавшего. Кожаные ремни туго стянули мышцы, и кровь наконец перестала хлестать из обрубленного запястья Гэллоуэя. Рабочие подняли раненого бригадира на спину мерина и удерживали в седле, пока хозяйка не устроилась позади. Серена обхватила Гэллоуэя за талию и, крепко прижав его к своему округлившемуся животу, поскакала обратно в лагерь.

Едва она добралась туда, Кэмпбелл и еще один работник, случившийся поблизости, поспешно стащили Гэллоуэя с мерина и отнесли в лазарет доктора Чейни. Вошедший через несколько минут Пембертон посчитал, что смотрит на будущего мертвеца: Гэллоуэй прерывисто дышал, лицо было белее мела, а глаза закатились, словно он уже расстался с бренным миром. Вылив на обрубок запястья пузырек йода, Чейни отер кровь с предплечья Гэллоуэя, чтобы проверить жгут.

– Чертовски хорошая работа, кто бы его ни накладывал, – похвалил доктор и, обернувшись к Пембертону, вполголоса заметил: – Если собираетесь дать ему шанс, придется доставить пострадавшего в больницу. Готовы помочь?

– Без поезда здесь не обойтись, – покачал головой Пембертон.

– Отвезу его на своей машине, – предложил Кэмпбелл.