Серена

– Не обижайся, Снайпс, но я по-прежнему не вижу никакого смысла так наряжаться, – сказал Данбар. – Тебя словно целиком зашили в лоскутное одеяло, сворованное из дурдома.

– Я уже объяснял вам научную подоплеку ярких цветов – как и действие на человека недостатка солнца, – напомнил Снайпс и скорбно вздохнул. – Таково извечное бремя истинного ученого или философа. Большинство же людей прозябают впотьмах, а потом жалуются, что ничего не видят.

Он сложил газету и поднялся, блистая безумным колоритом. Сощуренные глаза бригадира были устремлены не на работников, а куда-то на восток, словно бы держали совет с душами ученых предшественников, которые, подобно самому Снайпсу, несли огонь просвещения сквозь непросвещенную толпу, желавшую только одного: погасить этот светоч. Росс тем временем чиркнул спичкой о каблук ботинка и прикурил самокрутку. Подняв спичку повыше, он наблюдал, как та догорает до самых пальцев, а затем потушил взмахом запястья и выпустил струйку дыма в сторону Снайпса.

– Гэллоуэй вернулся, – сообщил Данбар.

– Вот тебе и тьма, Снайпс, – буркнул Росс. – Стоит ему пройти где-то поблизости, и всё кругом будто черной пеленой затягивает.

– Истинная правда, – с готовностью подтвердил Данбар.

– Тут не без дьявольских происков, – согласился Генрисон.

– Я слыхал, его рука, упав на землю, еще долго продолжала сжимать и разжимать пальцы, словно пыталась придушить кого-то, – поведал Данбар. – Чуть ли не пять минут кряду.

– Я б не удивился, – кивнул Стюарт.

– Никто не хотел трогать эту руку даже после того, как она перестала шевелиться, – добавил Данбар. – Насколько мне известно, она так и лежит в том лесу, где упала.

– Я бы тоже не стал ее поднимать, – поежился Генрисон. – По крайней мере, без рукавиц и щипцов.

– Да я бы лучше бешеную собаку погладил, чем стал бы трогать ту руку, – подхватил Данбар. – У Гэллоуэя зараза явно похуже бешенства.

– Не поспоришь, – сказал Росс, стряхивая пепел с кончика самокрутки. – Одно радует: его бригада вкалывает на другом фронте. И дамочка, которая посчитала Гэллоуэя достойным спасения, тоже где-то там.

Лесорубы согласно забормотали себе под нос.

– Люди говорили, вовсе не наложенный жгут остановил ему кровь, – не успокаивался Данбар. – Та женщина просто велела крови перестать литься – и больше не вытекло ни капли.

Стюарт страдальчески скривился.

– Зря я только вас слушал. К чему эти россказни про руку, которая пальцами шевелила, и про все остальное? Теперь весь день только об этом и буду думать. Сплошное беспокойство.

– Ну, если мы хорошо поработаем, то к завтрашнему дню выберемся из этой теснины, и всем сразу станет лучше, – заключил Снайпс, сверяясь с часами. – Пора заняться делом.

Данбар и Росс последовали за бригадиром через ручей к желтому тополю, самому высокому из деревьев, которым расщелина дала пристанище. Снайпс сделал засечку, чтобы тополь рухнул в противоположную сторону от работников, и при этом нацелил ствол так, чтобы, падая, тот не зацепился за нависшую рядом скалу. Данбар и Росс взяли восьмифутовую поперечную пилу, а бригадир вбил самый крупный из клиньев. При падении тополя ветви задели соседний платан и оторвали от ствола изрядной толщины сук длиной с рейку забора. Еще несколько минут обломок болтался в шестидесяти футах от земли, запутавшись в верхних ветках платана; один его конец щетинился мелкими ветками, другой же был скошен и заострен. Потом сук высвободился и полетел было к земле, но несколькими дюймами ниже застрял вновь; острый конец медленно опускался, хотя сук еще несколько мгновений провисел в неопределенности, будто собираясь с силами.

Наконец, обратившись в копье, сук полетел прямиком в Данбара, не успевшего выпрямиться после первого удара, нанесенного топором по стволу платана, и вошел в тело лесоруба как раз между ключицей и хребтом. Лицо Данбара ткнулось в землю одновременно с коленями, туловище выгнулось дугой. Длинная белая ветвь, однако, не сломалась после удара и не выскользнула из плоти; она так и торчала в спине Данбара, подобно застывшему разряду молнии, – и лишь когда свободный конец обломка поддался силе тяжести, тело пострадавшего медленно, почти благоговейно выпрямилось и приподнялось, позволив ему в последний раз оглядеться. Снайпс опустился на колени рядом с обреченным товарищем и, желая ободрить, положил руку ему на плечо. Взгляд Данбара сместился, отмечая присутствие бригадира, но, покидая этот мир, молодой лесоруб не произнес прощальных слов и даже не испустил последнего вздоха – лишь единственная слезинка набухла в уголке его правого глаза, а потом скатилась по щеке. С тем он и умер.

– Похоже, в последние несколько недель смертность среди наших работников обрела невиданный размах, – посетовал в тот вечер за ужином доктор Чейни. – При Уилки и Бьюкенене несчастных случаев со столь печальным исходом было как будто поменьше.

– Сейчас людям приходится работать на более крутых склонах, – объяснила Серена, – а из-за постоянных дождей почва под ногами теряет надежность.

– Да уж, в прошлые годы осадки нас не особо беспокоили, – добавил Пембертон.