Рейчел усадила ребенка на траву играть с паровозиком, который Джоэл подарил ему на Рождество, и прислонила к стене дома грубую лестницу, которую отец смастерил на индейский манер, подвязав толстые ветки ремнями из воловьей кожи к двум шестам из акации. При каждом шаге вверх высохшие кожаные петли отчаянно скрипели. Оказавшись на крыше, Рейчел начала внимательно осматриваться, отыскивая знаки, которым научил ее отец. Такие нашлись на сливной доске над окном: там, где прошлой зимой солнце растапливало ночную наморозь, дерево начало подгнивать. Рейчел подняла топор с широким лезвием и покачала его в ладонях, нащупывая верный баланс.
Уперев ноги как можно тверже, Рейчел осторожно занесла инструмент, собираясь заново обтесать доску. Топор показался неподъемным с самого начала, но с каждым ударом делался все тяжелее. Наутро у нее все будет болеть. Через десять минут Рейчел опустилась на колени передохнуть, и в глаза ей бросился конек крыши: точность крепления бревен в половину «ласточкиного хвоста». Отец строил эту хижину с особым тщанием; даже место, где он ее поставил, не было случайным. Сперва отец поискал и нашел выступавшую из земли гранитную проплешину под очаг, а неподалеку – непересыхающий родник из тех, что старики зовут «долгой водой». Дом был сложен из бревен белого дуба и покрыт кедровыми плашками черепицы. Больше всего прочего Рейчел нравилось, что отец поставил дом на западном склоне: солнце поздно заглядывало в гости, зато дольше не гасло, до самого заката.
Она снова подобрала топор. Плечи успели налиться свинцом, на ладонях вздулись водянистые мозоли. Ей подумалось, как было бы здорово очутиться сейчас в церкви: не только ради возможности с кем-то поболтать или умиротворяющих проповедей Болика, но и ради той легкости, с какой можно было бы просто сидеть на скамейке без особых забот, не считая Джейкоба на руках, – а порой даже и без него, ведь на время службы вдова Дженкинс частенько сажала малыша к себе на колени. «Теперь только через неделю», – вздохнула про себя Рейчел.
Закончив обтесывать доску, она спустилась по лестнице и присела рядом с Джейкобом. Внимательно изучила дом, в то время как утреннее солнце, поднимаясь над восточным хребтом, стирало со склонов последние тени. В бревенчатых стенах дома появились щели, сквозь которые порой даже пробивался свет. Ничего удивительного: просто результат оседания хижины и долгой зимы с чередованием морозов и оттепелей. Сходив в сарай, Рейчел вернулась с найденными там мастерками и ведром из-под корма для скота. Собрала старый конский помет, зачерпнула тины с болотистого дна ямы под родником и размешала смесь до консистенции кукурузной каши, с теми же комочками и плотностью. Один из мастерков протянула Джейкобу:
– Может статься, однажды тебе пригодится такое умение. Так что смотри в оба, как это делается.
Зачерпнув мастерком смеси из ведра, она бросила несколько порций на дощечку и, держа ее в левой руке, стала закладывать кашу в щели между бревнами, замазывая их.
– А теперь сам попробуй. – Обхватив руку Джейкоба, она помогла ему окунуть мастерок в ведро и подцепить плоским лезвием порцию замазки. – Клади ровнее, – наказала Рейчел и направила ручонку сына к щели между двумя бревнами.
Когда наступило время полдничать, Рейчел прервала работу и ушла в дом. Для сына она приготовила кукурузную кашу на молоке, а сама съела кусок хлеба, запив его водой. С молоком кукурузный хлеб всегда становился вкуснее, и Рейчел надеялась, что к следующей весне у нее хватит денег купить корову и получать столько молока, сколько они с Джейкобом смогут выпить. Шансы на это были: банка из-под кофе на верхней полке кладовки потихоньку наполнялась, в основном монетками на четверть доллара, десять и пять центов, но там же, на дне, лежали и несколько долларовых купюр. На другой полке стояли восемь банок с медом, половину из которых Рейчел собиралась продать мистеру Скотту.
Когда Джейкоб наелся, они вернулись во двор. Сынишку Рейчел усадила в короткой тени у хижины, а сама опять поставила лестницу, чтобы подтесать верхние бревна стен. Работая, время от времени она поглядывала на запад – не собираются ли там дождевые тучи, ведь перемена влажности могла свести на нет все труды. Все это время Джейкоб, сидя внизу, с увлечением наносил замазку – больше на бревна, чем на щели. В лесу за хижиной забормотал вальдшнеп, а вскоре в вышине пронеслась стайка златоперых щеглов – верный признак близкого наступления настоящего лета.