Серена

– Да, мэм, – согласилась Рейчел. – Пожалуй что так.

– Вот с кем тебе бы не мешало любовь закрутить, – заявила старуха.

Обычно такое замечание заставило бы Рейчел зардеться, но не в этот раз. Она усадила Джейкоба к себе на колени и легонько пощекотала пушок у него на шее.

– Мне начинает казаться, что у нас, Хармонов, с любовью как-то не очень складывается, – призналась Рейчел. – У папы с мамой ничего не вышло, да и мне тоже не повезло.

– Ты совсем молоденькая. Любовь еще сумеет тебя удивить, – сказала на это вдова Дженкинс. – Сдается мне, у тебя все впереди.

Они немного помолчали.

– Вы, часом, не знаете, куда направилась моя мама, когда уехала? Отец не говорил, даже если я спрашивала.

– Нет, – вздохнула вдова Дженкинс. – Эйб встретил ее в Алабаме, еще когда служил в армии. Может, она захотела вернуться в родные места, не могу судить. Единственный раз, когда мы с твоим отцом про нее вспоминали, он признался, что твоя мать не говорила, куда собирается. Только и сказала, что в здешних краях жизнь для нее слишком тяжела.

– Почему?

– На полях сплошь камни да холмы, больно долгие зимы, да еще одиночество. Но хуже всего, по ее словам, что горы закрывали ей солнце. Мол, жить в этаком колодце – все равно что сгинуть в угольной шахте.

– Она хотела взять меня с собой?

– Пыталась. Так и заявила твоему папе: если он действительно тебя любит, то отпустит тебя с ней, ведь тогда твоя жизнь сложится куда лучше. Многие из местных с ней соглашались и упрекали твоего отца, что не отпустил тебя, оставил при себе. Считали, он поступил так назло твоей матери.

Сняв очки, вдова Дженкинс протерла стекла подолом черной юбки. Рейчел впервые увидела старуху без очков. Глаза, которые вечно казались выпученными, вдруг обрели нормальный размер. Вдова Дженкинс еще никогда не выглядела такой молодой: прятавшиеся за толстыми стеклами глаза оказались небесно-голубыми, с длинными ресницами, а высокие скулы, освободившись от золотистой оправы, разгладились. «А ведь когда-то она была моей ровесницей», – с изумлением поняла Рейчел.

– Как считаете, почему папа не отпустил меня? – спросила она.

– Не люблю плохо говорить о покойниках, – после небольшой паузы заметила старуха, – скажу лишь, что он был вспыльчив, как и все известные мне Хармоны. Твой дед был точно таким же. Но Эйб любил тебя. Никогда в этом не сомневалась, вот и ты не сомневайся. Открою тебе еще кое-что. Думаю, забирать тебя отсюда и не стоило: раз уж ты родилась в этих горах, они навсегда стали частью тебя. Ни в каком другом месте ты не обретешь настоящего счастья. – Вдова Дженкинс вновь надела очки и с улыбкой повернулась к Рейчел: – Или это просто глупые домыслы старой карги – насчет наших гор, я имею в виду. Как по-твоему?

– Не знаю. Да и откуда, если я никогда их не покидала?

– Что ж, я тоже провела здесь всю жизнь, но ты еще совсем девчонка, а нынешней молодежи не сидится на месте, – заметила старуха, не без труда поднимаясь на ноги. – Так что, если когда-нибудь поймешь, дай мне знать. – Наклонившись, она потрепала Джейкоба по маковке. – Увидимся утром, шалунишка.

После ухода вдовы Рейчел задержалась на крыльце еще ненадолго. Солнце успело скрыться за горными вершинами, и лоскуток долины словно сразу опустился еще ниже – так лесные звери зарываются в листья, обустраивая себе гнездо перед сном. В то же время густеющие тени будто заставили горы подступить ближе, склониться внутрь. Рейчел попыталась вообразить, каково было здесь жить ее матери, но не сумела: то, что маме представлялось темным колодцем, для Рейчел выглядело убежищем, и горы были точь-в-точь как огромные ладони – крепкие, но нежные, – которые обнимали ее, защищая и утешая. Такими, по мнению девушки, могли быть только руки самого Бога. Видимо, вдова Дженкинс права: здесь нужно родиться.

Рейчел подняла Джейкоба на руки.

– Пора ужинать, – объявила она малышу.

Глава 21

В поисках работы в лагерь постоянно прибывали все новые люди. Многие разбивали лагерь в долине, среди старых пней и сучьев, по нескольку дней терпеливо дожидаясь, пока из леса не принесут покалеченного или погибшего лесоруба, в надежде немедленно получить его место. Вместе с другими, менее настырными соискателями поселенцы шесть раз в неделю по утрам осаждали крыльцо лагерной лавки, и каждый старался выделиться из общей толпы, попасться на глаза спешащему мимо Кэмпбеллу.

Одни ходили без рубашек, щеголяя мощным телосложением; другие не выпускали из рук топоры, привезенные с ферм или из других лагерей, показывая готовность в любой момент приступить к валке леса; третьи демонстративно читали Библию, намекая, что они не мерзавцы и не коммунисты какие-нибудь, а люди набожные и благочестивые.

Многие из соискателей мусолили в руках рекомендательные письма, рисовавшие их таланты и надежность как лесорубов, или увольнительные справки с военной службы. Каждый был готов рассказать о голодных детях, братьях и сестрах, больных родителях и женах, и управляющий всех выслушивал с должным сочувствием, хотя, насколько эти рассказы влияли на его выбор, никто из рабочих понять не мог.