Занеся над тарелкой вилку и нож, доктор Чейни сноровисто срезал шкурку со своего ломтя ветчины.
– Так вот в чем разгадка? В любом случае затяжная депрессия гарантирует нам постоянный приток рабочей силы на замену павшим. Люди готовы проехать в товарном вагоне две сотни миль, едва заслышав о возможности хоть что-то заработать. Вчера на станции я видел новоприбывших, с два десятка человек. Все в лохмотьях, вылитые чучела с огорода, и почти такие же тощие.
Постучав в дверь, вошли две девушки с чашками и кофейником. Лишь когда они удалились, унося грязные тарелки, доктор Чейни заметил в соседней комнате Гэллоуэя, стоявшего у окна. Свет в конторе не был включен, и неподвижный силуэт мог показаться лишь тенью – разве что чуть более густой среди прочих.
– Должен заметить, миссис Пембертон, это недавнее пополнение в вашем зверинце скорее напоминает верного пса, чем человека. То, как Гэллоуэй следует за вами, куда бы вы ни шли… – Доктор Чейни взял пальцами кусок ветчины с блюда и помахал им, будто готовясь бросить на пол. – Скажите, вы разрешаете ему лакомиться объедками со своего стола?
Серена поднесла кофейную чашку ко рту и слегка наклонила ее. Пембертон наблюдал за блеском золотых искорок в радужках глаз жены. Наконец она опустила чашку и только после этого повернулась к доктору, безмолвно подтверждая, что его реплика услышана.
– Сперва орел, теперь эта двуногая собака… – невозмутимо продолжал Чейни. – Вы заводите самых необычных питомцев, миссис Пембертон, и при этом отлично их натаскиваете! Как считаете, можно ли приучить одну из тех очаровательных девиц, что убирали здесь со стола, еженощно следовать за мной в постель?
– С какой же целью, доктор?
– Мне известно верное средство от их девичества.
Серена прикрыла глаза, но тут же распахнула их вновь, словно желая лучше рассмотреть Чейни, прежде чем дать ответ. Ее взгляд обрел холодное спокойствие, разве что тень презрения поселилась в серых радужках.
– Жаль только, вы не обладаете этим средством, – уронила Серена.
– Миледи, ваши остроты до крайности несправедливы, – приняв насмешливо-архаичный тон, посетовал Чейни. – К тому же им недостает доброго юмора.
– Это вам недостает юмора, доктор, хотя должно быть наоборот, ведь вы холерик, а я флегматик.
– Классификация, устаревшая давным-давно, – вставил Чейни.
– Отчасти вы правы, – согласилась Серена, – и все же я считаю ее вполне применимой к сути человеческой натуры. Огонь был притянут огнем, мы с Пембертоном встретились, и темперамент нашего ребенка будет подобен нашему.
– Почему вы так в этом уверены? – осведомился Чейни. – В конце концов, даже родители неверно истолковали вашу натуру.
– О чем вы?
– Об имени, полученном вами при крещении.
– Еще одна шутка мимо, – улыбнулась Серена. – Родители нарекли меня еще до того, как я покинула материнскую утробу. Видите ли, я свирепо толкалась, спеша выбраться наружу.
– Но как они узнали пол будущего ребенка?
– Им сообщила повитуха.
– Повитуха… – в задумчивости повторил доктор Чейни. – Кажется, по части пережитков Средневековья запад Каролины все же уступает Колорадо. – Промокнув губы салфеткой, он поднялся и выглянул в окно. – Еще достаточно светло, чтобы поискать в ручье пиявок, – сухо заметил он. – После чего я, возможно, займусь прикладной френологией[25]. И постараюсь улечься пораньше: несомненно, в понедельник нас ожидают новые жертвы.
Сделав последний глоток кофе, доктор Чейни поставил опустевшую чашку на стол и вышел.
– Хороший песик, – бросил он Гэллоуэю, проходя по темному помещению конторы.
Пембертон не сводил глаз с огромного живота жены. «Огонь был притянут огнем…» – повторил он про себя.
– Что новенького? – прервала его раздумья Серена.
– Ничего из ряда вон, кроме звонка Харриса, – ответил Пембертон. – Выяснилось, что на самом деле Сесилы не поддерживали Уэбба и Кепхарта в сделке по участку в округе Джексон.
– Как Харрис об этом прознал?
– Выпытал у банкира Сесилов в Эшвилле. Но Харрис все равно клянется выяснить, кто их финансировал.
– Не думаю, что за ними кто-то стоял, – заявила Серена. – Мне кажется, это с самого начала была хорошо продуманная уловка. Им позарез требовалось заинтересовать Харриса этим участком, заставить отказаться от земли Таунсенда. И хитрость сработала.
Глава 20
Дому требовался ремонт, которым стоило бы заняться в первые же теплые весенние дни, но Рейчел была настолько измотана работой в лагере и уходом за Джейкобом, что неделю за неделей откладывала дело на потом. Лишь перевернув на кухне лист настенного календаря с рекламой «Венского сиропа»[26] и увидев жирные буквы «Июнь», Рейчел поняла, что затягивать с ремонтом больше не годится. В следующее воскресенье, вместо того чтобы пойти в Уэйнсвилл и отправиться на поезде в лагерь лесорубов, она одела сына в комбинезон, который вдова Дженкинс скроила из спецовки, найденной Рейчел в отцовском комоде, а сама влезла в самое заношенное из своих платьев.