Серена

– И ни словечка на обороте? – спросил Стюарт.

Генрисон покачал головой:

– Ни единого.

– Родичи знать не знают, где его схоронили… – горько вздохнул Стюарт. – Самая жуть-то в чем: не упадет на могилку ни цветка, ни слезинки.

– Я слыхал, еще во времена войны с Конфедерацией солдаты пришивали на форму бирки с именем и названием места, откуда они родом, – сказал Генрисон. – Это чтоб родные могли узнать, что с ними сталось.

Снайпс, который осторожно разворачивал мокрую газету, стараясь не порвать тонкие страницы, подтвердил его слова кивком.

– Чистая правда, – заявил он. – Так мы узнали, где похоронен мой дед. Его убили в Теннесси, когда он сражался за сторонников Линкольна. Закопали прямо там, где упал, – но мама хотя бы узнала, где он упокоился.

– В твоей газете что-нибудь пишут про Харриса? – спросил Росс.

Бригадир аккуратно распластал на коленях широкие крылья газеты.

– Есть такое. Здесь говорится, окружной коронер все еще имеет наглость называть смерть Харриса несчастным случаем, и это после статьи редактора Уэбба о том, что коронер давно на содержании у Пембертонов.

– Поневоле задумаешься, кто следующий, верно? – усмехнулся Генрисон.

– Не удивлюсь, если окажется, что со своей статейкой Уэбб поднялся на пункт-другой в черном списке, – сказал Росс. – Будем надеяться, в его доме нет второго этажа, иначе тоже может загреметь с лестницы, как Харрис.

Мужчины замолчали. Развернув клеенку, спасавшую от сырости Библию, Стюарт углубился в чтение. Росс, порывшись в кармане, достал табачный кисет, но, вынув бумагу для самокруток, обнаружил, что та вымокла не меньше газеты Снайпса. Генрисон, также рассчитывавший покурить, обнаружил и свои бумажки в негодном состоянии.

– Я-то надеялся хоть на минуту одарить свои легкие теплом и сухостью, – пожаловался Росс.

– Даже в такой промозглый денек человеку нужно полагаться хотя бы на маленькую поблажку, – поддакнул Генрисон. – У тебя нет при себе бумаги, Стюарт?

Тот покачал опущенной над книгой головой.

– А как насчет пары страниц из твоей Библии? – поинтересовался Росс. – Отличная вышла бы бумажка для сигареты!

Стюарт недоверчиво покосился на товарища.

– Это же святотатство.

– Я же не прошу вырвать что-нибудь важное, – попытался уговорить его Росс. – Мне сойдет и пара страниц, где перечислена сотня-другая тех и этих, породивших того-то и сего-то. Ты и скучать не станешь по этой публике.

– И все равно так нельзя, – с сомнением протянул Стюарт.

– А я бы счел это поступком истинного христианина, – возразил Генрисон. – Тем самым ты протянешь руку помощи двум несчастным, которым страсть как охота покурить.

Стюарт повернулся к Снайпсу:

– Что скажешь?

– Ну… – начал бригадир. – Ученые мужи уж много лет твердят, что в этой книге можно подобрать основание любому поступку, поэтому я считаю, что можно искоренить тот стих, который противоречит всем прочим.

– И какой же именно? – переспросил Стюарт.

– Может, «возлюби ближнего своего»? – мигом подсказал Генрисон.

Прикусив нижнюю губу, Стюарт погрузился в раздумья. Миновала почти минута, прежде чем он обратился к Книге Бытия, пошуршал немного страницами и осторожно вырвал парочку из них.

Назавтра, в воскресенье, Пембертоны оседлали коней, чтобы совершить прогулку по склонам горы Шанти. Пембертон не был в восторге от этой идеи, но, поскольку Серена полагалась на его компанию, безропотно последовал за ней к конюшне. Накануне утром один из пильщиков погиб из-за оборвавшегося троса, и на выезде из лагеря супруги повстречали похоронную процессию, которая направлялась к кладбищу, где среди заросших колючим бурьяном пней ждала разверстая могила. Во главе скорбящих шагал юноша с черной повязкой на рукаве, несший трехфутовый дубовый крест. За ним следовали гроб на плечах у двух дюжих лесорубов и женщина во вдовьем трауре. Шествие заключали преподобный Болик и еще с десяток мужчин и женщин. Двое рабочих несли лопаты, по-военному прижатые к правому плечу, а преподобный держал перед собой увесистую Библию, чей черный переплет был воздет к небу, словно споря со слепящими лучами солнца. Последними шли женщины с яркими полевыми цветами в руках. Медленно продвигаясь вперед по начисто вырубленной долине, похоронная процессия напоминала стайку чудом выживших беженцев.

Западная тропа, по которой поднимались Пембертон и Серена, делалась все круче, а воздух быстро редел. Через час супруги одолели последнюю петлю маршрута, приведшую их на вершину Шанти. На протяжении всего подъема сюда оба не пытались заговорить и теперь в том же безмолвии озирали раскинувшиеся под ними долину и хребты, оценивая, сколько леса еще предстоит вырубить.

– То, что сделал Харрис… Его поступок был необходим как напоминание, – наконец нарушила молчание Серена.

– И о чем он нам напомнил? – спросил Пембертон, все еще глядя вниз на долину.

– О том, что другие могут сделать нас уязвимыми, и чем раньше с этой уязвимостью будет покончено, тем лучше.