Пение завораживает, но мелодию я не могу запомнить, что-то прекрасное и печальное одновременно. Песня завершается стоном, от которого трепещет сердце, и сквозь слезы я вижу, что женщины-птицы уже нет. Мрачные туманные волны накатываются через стену, волшебная голубизна моря быстро меркнет, и вот уже только темные стены тумана стоят с обеих сторон.
– Что… кто это был? - с трудом выговариваю я.
– Вам повезло, - шофер трогает машину, а в голосе слышится горечь. - Мало кто из живущих слышал пение птицы Гамаюн. Оно приносит счастье.
– Мне песня показалась скорее печальной, - бормочу я.
– Кто не испытывает печали, не испытает и радости, - глухо отзывается шофер. - Сейчас мы поедем по земле, где одна печаль, а радости нет.
Понемногу опять светает - темный туман превращается в серый полусвет. Мы едем по сумрачной равнине без всякой дороги. В траве растут бледные цветы на высоких стеблях, но их вид не радует. Низко нависает серое небо, на горизонте маячат горы.
– Где мы теперь?
– В окрестностях Стикса, - спокойно говорит проводник. - Не знаю, позволят ли вам узнать то, что хотите, это запретное знание. Им ведает одна из Вечных - та, кого египтяне называли Эсетой, а греки Изидой. На вашем языке имя пока скрыто. Нам надо в Исейон.
И куда меня только несет!
– Странно все это, - бормочу я, тоскливо озираясь.
– Привыкайте, - буднично говорит проводник. - Раз уж повадились странствовать по тонким мирам. Здесь средство передвижения не ноги, и не автомобиль, а сила мысли. Как-то вы спрашивали, почему 'Волга', а не 'Мерседес'? К 'Мерседесу' вы вряд ли привыкли, а вот 'Волгу' представить значительно легче. В значительной мере это мир иллюзий, и иллюзии создаете вы сами. Важно среди них не потеряться.
Только теперь я догадываюсь оглядеть себя: та же рубашка и джинсы, те же туфли, даже немного жмут. Выходит, и одежда лишь плод моего воображения.
Тем временем горы вырастают фиолетовыми тенями в сером небе. Цветы становятся все крупнее, больше всего походя на белые лилии. Однообразный шум слышится вдали. Машина легко катит под уклон и останавливается.
– Мы почти приехали, - сообщает шофер.
Впереди обрыв - в глубине мрачного ущелья катится поток черной воды. Он гладок как стекло, и над ним струятся белые пары, поднимаясь порой до края ущелья.
– Не вдохните их, - предостерегает шофер. - Иначе на белый свет не вернетесь.
– Это Стикс? - хрипло спрашиваю я. - Никогда не думал, что эта река существует на самом деле.
– Так называли ее греки, - равнодушно говорит шофер. - Каждый народ знал о мертвой реке, просто давал ей разные названия. Финны звали ее Туонелой, а славяне Черным ручьем…
На другой стороне ущелья у подножия гор виднеется здание с широко раскинувшейся колоннадой, и я киваю в его сторону:
– Нам туда?
– Нет, - насмешливо отзывается шофер. - Разве что хотите остаться здесь навсегда. С другого берега Стикса не возвращаются… - тут его голос вздрагивает и становится еле слышен. - Или возвращаются уже другими.
– Тогда куда? - хмуро спрашиваю я.
– Знаете, куда впадает Стикс? - вопросом на вопрос отвечает странный проводник.
Вот зануда. Почти как профессор, которому я сдавал экзамен по греческой философии, тот тоже заставлял описывать в деталях космографию Платона.
– В Тартар, - сухо отвечаю я. - Надеюсь, в эту дыру мы не поедем. Бензина не хватит.
Водитель издает сухой смешок.
– Вы молодец, сохранили чувство юмора. Верно, нам не так далеко. Исейон стоит там, где кончается мир, на краю бездны Тартара.
Звучит не очень вдохновляюще, но шофер уже трогает машину и, повернув близ кремнистого края, ведет ее вниз по пологому скату.
Все больше становится бледных цветов, все выше лиловые горы за темной рекой, но впереди гор нет. Странная серая пустота возникает впереди, и в ней растворяется даже хмурое небо. Постепенно обозначается дорога из чего-то похожего на асфальт, а в конце начинают вырастать странные формы - то ли скалы, то ли хаос башен…
Но прежде, чем они обретают четкость, дорога ныряет в лес.
Настоящие джунгли обступают машину: желтые и красноватые растения переплетаются в жутком хаосе, а среди них высятся красные скалы с изваяниями не то людей, не то фантастических птиц.
– Что это? - потрясенно спрашиваю я.
– Лес, где разум спит, - непонятно отвечает шофер. - И видит сны. Прогулка по этому лесу может затянуться на вечность.
Наконец в диких зарослях появляется разрыв, и мы выезжаем на открытое пространство. От изумления я втягиваю воздух, хотя и беззвучно.
Велик и жуток дом Изиды - Исейон! Словно исполинские сгустки крови застыли в виде хаоса из багровых и бурых башен. Желто-зеленые цветы вскидываются на красные террасы, кишат под черно-синими лентами стекла. Некоторые формы странно расплывчаты, и у меня начинают болеть глаза.
– Здесь хранится то, что скрыто, - буднично поясняет шофер, направляя машину к левому крылу. - Разумеется, это упрощенный зрительный образ того, что вы не в силах воспринять. Сооружение существует в четырех или пяти измерениях. А вот еще одна местная достопримечательность.