Сестра Керри (Sister Carrie)

They looked at it as dumb brutes look, as dogs paw and whine and study the knob.	Они глядели на нее совсем как собаки, которые скулят и царапают дверную ручку.
They shifted and blinked and muttered, now a curse, now a comment.	Они ежились, моргали, и время от времени слышались то возглас, то грубая брань.
Still they waited and still the snow whirled and cut them with biting flakes. On the old hats and peaked shoulders it was piling. It gathered in little heaps and curves and no one brushed it off.	Они все ждали, а снег, кружась, все бил им в лицо колючими хлопьями, скоплялся на старых шляпах и костлявых плечах.
In the centre of the crowd the warmth and steam melted it, and water trickled off hat rims and down noses, which the owners could not reach to scratch. On the outer rim the piles remained unmelted. Hurstwood, who could not get in the centre, stood with head lowered to the weather and bent his form.	В центре толпы тепло человеческих тел и пар от дыхания растопляли снег, и вода капала с ободков шляп на озябшие носы; но Герствуду не удалось пробраться в середину, и он, понурив голову и сгорбившись, стоял с краю.
A light appeared through the transom overhead.	В фрамуге над дверью зажегся свет.
It sent a thrill of possibility through the watchers. There was a murmur of recognition.	Толпа встрепенулась и заволновалась в ожидании.
At last the bars grated inside and the crowd pricked up its ears.	Наконец болты внутри заскрипели, и все насторожились.
Footsteps shuffled within and it murmured again. Some one called:	Послышалось шарканье ног, раздался оклик:
"Slow up there, now," and then the door opened.	- Эй вы, не напирать! Дверь открылась.
It was push and jam for a minute, with grim, beast silence to prove its quality, and then it melted inward, like logs floating, and disappeared.	В течение минуты в жутком животном молчании протискивались внутрь человеческие тела.
There were wet hats and wet shoulders, a cold, shrunken, disgruntled mass, pouring in between bleak walls.	Двигались мокрые шляпы, мокрые плечи, озябшая, рыхлая, хрипло дышащая масса людей ползла между голыми стенами. Затем толпа исчезла, растворившись, словно туман над водой.
It was just six o'clock and there was supper in every hurrying pedestrian's face.	Было ровно шесть часов. На лицах всех прохожих было написано слово "обед".
And yet no supper was provided here - nothing but beds.	Но здесь не было и помину об обеде - ничего, кроме коек.
Hurstwood laid down his fifteen cents and crept off with weary steps to his allotted room.	Герствуд заплатил пятнадцать центов и устало поплелся в отведенную ему клетушку.
It was a dingy affair - wooden, dusty, hard.	Это была грязная, пыльная каморка с дощатыми стенами.
A small gas-jet furnished sufficient light for so rueful a corner.	Маленький газовый рожок освещал убогий приют.
"Hm!" he said, clearing his throat and locking the door.	- Кхе! - откашлялся Г ерствуд и запер дверь на ключ.
Now he began leisurely to take off his clothes, but stopped first with his coat, and tucked it along the crack under the door.	Он начал, не торопясь, раздеваться. Сняв рваный пиджак, он законопатил им большую щель под дверью.
His vest he arranged in the same place.	Жилет послужил для той же цели.