Сестра Керри (Sister Carrie)

With a specially conjured show of indifference, she turned her pretty face wholly away.	Искусно изображая равнодушие, она медленно повернула к окну свою прелестную головку.
It was not wifely modesty at all.	Но это отнюдь не было вызвано скромностью, присущей молодой жене.
By so much was her pride satisfied.	Просто ее тщеславие было вполне удовлетворено.
At this moment Hurstwood stood before a dirty four story building in a side street quite near the Bowery, whose one-time coat of buff had been changed by soot and rain.	А в это время в одном из переулков, выходивших на Бауэри, перед грязным четырехэтажным зданием, чью некогда темно-желтую окраску сажа и дожди превратили в нечто неописуемое, стояла толпа бездомных и среди них - Герствуд.
He mingled with a crowd of men - a crowd which had been, and was still, gathering by degrees.	Толпа нарастала постепенно.
It began with the approach of two or three, who hung about the closed wooden doors and beat their feet to keep them warm. They had on faded derby hats with dents in them. Their misfit coats were heavy with melted snow and turned up at the collars.	Сначала перед запертой деревянной дверью топтались два-три человека в полинявших и мятых фетровых шляпах; не в меру широкие пиджаки отяжелели от талого снега, воротники были подняты.
Their trousers were mere bags, frayed at the bottom and wobbling over big, soppy shoes, torn at the sides and worn almost to shreds.	Штаны с бахромой, больше похожие на мешки, свисали над огромными дырявыми башмаками.
They made no effort to go in, but shifted ruefully about, digging their hands deep in their pockets and leering at the crowd and the increasing lamps.	Они не делали попыток войти и только грузно переступали с ноги на ногу, глубоко засунув руки в карманы и поглядывая то на прохожих, то на зажигавшиеся фонари.
With the minutes, increased the number.	С каждой минутой очередь все возрастала.
There were old men with grizzled beards and sunken eyes, men who were comparatively young but shrunken by diseases, men who were middle-aged.	Тут были и седобородые старики с ввалившимися глазами, и люди сравнительно молодые, но изнуренные болезнями, и люди средних лет.
None were fat.	Полных не было вовсе.
There was a face in the thick of the collection which was as white as drained veal. There was another red as brick.	У одного лицо было совсем бескровное, у другого - красное, как кирпич.
Some came with thin, rounded shoulders, others with wooden legs, still others with frames so lean that clothes only flapped about them.	У того были худые, сутулые плечи, этот ковылял на деревянной ноге, третий был живой скелет, на котором болталась одежда.
There were great ears, swollen noses, thick lips, and, above all, red, blood-shot eyes.	Повсюду виднелись большие уши, распухшие носы, потрескавшиеся губы и налитые кровью глаза.
Not a normal, healthy face in the whole mass; not a straight figure; not a straightforward, steady glance.	Во всей этой массе - ни одного нормального, здорового лица, ни одной прямой фигуры, никого, чей взгляд не блуждал бы.
In the drive of the wind and sleet they pushed in on one another.	Под напором ветра и мокрого снега они спотыкались, напирая друг на друга.
There were wrists, unprotected by coat or pocket, which were red with cold.	Мелькали отмороженные, красные кулаки.