Сестра Харуна-ар-Рашида

Тот выслушал палача и проговорил, протягивая тяжелый ключ:

— На, пусть хранится у тебя! Вернешь, когда потребую. Сегодня четверг, день отъезда визиря. Не отлучайся ни на минуту! Надо помочь брату моему Джаафару отправиться в дальний путь!

Глава LXII ДЕНЬ ПРОЩАЛЬНОГО ПРИЕМА

Прежде чем покинуть Багдад, назначенный милостью Харуна ар-Рашида новый наместник вилайета должен был явиться на прощальный прием, дабы в последний раз засвидетельствовать верноподданнические чувства и нижайше испросить позволения уехать. Вступление в должность сопровождалось ритуальным исполнением старых обязанностей при неизменном восхвалении эмира правоверных. День прощального приема отмечался в халифате как большой праздник.

Во главе растянувшейся кавалькады пышно разодетых всадников Джаафар ибн Яхья спешил к замку Вечности. Еще на рассвете он вызвал Хомдана и приказал никого не посылать к Аббасе.

— Не будем привлекать внимания. Возле ее дворца шатается много подозрительного люда. Жена и так знает, что нам надо ехать в Нахраван. Там и встретимся.

Радостно-взволнованный и в то же время настороженный, он лихо гарцевал на вороном скакуне. Неподалеку от крепостного вала вдоль дороги в торжественном церемониале были выстроены два ряда стражников. Под приветственные клики воинов и оглушительный рев собравшихся поглазеть простолюдинов кавалькада проследовала по аллее, миновала широкую каменную арку и скрылась из виду. «Никогда в жизни не ехать мне больше этим путем, — подумал Джаафар ибн Яхья, окидывая взглядом способную выдержать длительную осаду высокую крепостную стену. — Интересно бы подсчитать, сколько раз меня обманывал халиф и сколько (признаюсь, грешен!) отвечал я ему тем же. Пора нам расстаться! После приема мы не встретимся, разве что пожалует он ко мне со своим войском…»

Зал государственных меджлисов был переполнен. В строгом порядке — каждый на своем месте — восседали эмиры, военачальники, придворные. Собрался весь цвет Багдада. Не так-то часто доводилось им видеть низверженного, но еще могущественного визиря!

Джаафар ибн Яхья вошел в распахнутые двери, и взоры устремились на него. Смотрите, каким молодцом держится визирь! Похоже, он доволен… Ссылка в Хорасан для него избавление! Он приблизился к халифу, преклонил колени, поцеловал коран Османа, приложился к черному знамени, на котором белыми буквами было написано: «Мухаммед — посланник аллаха», и по милостивому приглашению Харуна ар-Рашида сел рядом. Около четверти часа он приветствовал халифа, восхвалял мудрейшего из мудрейших, благодарил за доброту и щедрость. Находившийся в хорошем настроении эмир правоверных, как единодушно отметили присутствовавшие на приеме, был обходителен с отъезжавшим наместником и даже ласков.

Писцы принесли деловую переписку. Эмир придворной канцелярии подавал визирю прошения и письма, которые поступили за педелю, тот читал вслух, сопровождая чтение, если требовалось, небольшими пояснениями, по очереди докладывал заранее подготовленные ответы; после одобрительного небрежного кивка едва слушавшего халифа протягивал бумаги на подпись.

Закончив передачу подписанных документов и подождав, пока эмир придворной канцелярии скрепит их большой печатью, Джаафар ибн Яхья торжественно проговорил, обращаясь к Харуну ар-Рашиду:

— О, величайший из величайших! Как лепестками розы, осыпал ты меня невиданными благодеяниями, доверил, словно родственнику и другу, ведение важнейших дел халифата. Но вот наступил печальный час расставания…

— Брат мой Джаафар! — воскликнул халиф и, будто устыдившись своего порыва, нарушившего этикет, добавил, восстанавливая торжественность церемониала: — Видит аллах, если бы я разделил халифат на две части и половину пожаловал тебе в награду, и то я бы едва отплатил за то, что ты для меня сделал! Мы высоко ценим твои старания и заслуги и в твоем лице старания и заслуги Бармекидов, наших добрых советчиков и верных помощников.

Визирь склонил голову.

— Где б я ни был, далеко пли близко от Багдада, я — раб, готовый по единому мановению халифской руки пролить кровь свою во славу эмира правоверных, если он того пожелает. Величайший из величайших приказывает, я подчиняюсь…

— Да услышит тебя аллах, брат мой Джаафар! Да услышит и благословит! Мы рады, что ты упомянул Столицу мира. Пусть помыслы твои о ней будут постоянными! Пусть сердце твое навсегда принадлежит Багдаду! Мы скорбим по поводу разлуки… Мы привыкли видеть тебя рядом. Нам будет недоставать твоих дельных советов. Все, чем богат и славой халифат, создано твоими стараниями!

Джаафар ибн Яхья побледнел. «Что это? — мелькнуло у него в голове. — Мои слова? Уж не выдал ли меня шейх Исмаил? А может, завелся доносчик? Уж не новый ли раб?..»

— Все, что мы ели и пили, добыто твоими трудами, — продолжал Харун ар-Рашид, лишая визиря последних сомнений, и тут же, как бы успокаивая его, добавил: — Между нами иногда пробегала тень. Тем ярче потом сияло солнце. Милость наша беспредельна.