Сестрины колокола

Здесь, за Эльбой, было ветренее, воздух казался прохладнее, и Шёнауэр ощутил першение в груди, предварявшее приступ кашля. Согнувшись, он вытащил из кармана рыжую склянку с микстурой, набрал жидкости в рот и еле успел проглотить ее, как закашлялся. Когда он спускался по скату моста с другой стороны, его башмаки скользили на льду не потому, что подошвы были гладкими, а потому, что он едва держался на ногах.

Центр Дрездена просыпался. Шёнауэр легко вписался в атмосферу пробуждавшегося города, лавируя между пешеходами и конными извозчиками, минуя полусонных дворников с длинными метлами, кафе, в которых зажигались огни, продавцов газет и полицейских констеблей, надзиравших за происходящим. В большом городе не принято оборачиваться на любое громкое слово. Здесь, в этом огромном произведении искусства, коим, бесспорно, является Дрезден, отдельный человек превращается в крошечный винтик, слишком мелкий, чтобы его заметили. Ближе к парку Гроссер-Гартен звуки города затихли, и вот уже вокруг Герхарда высокие хвойные деревья. Он миновал серый дом, возле которого каждое утро замедлял шаг, потому что там кто-то всегда упражнялся в игре на духовом инструменте, на гобое; должно быть, музыкант одного из филармонических оркестров города.

Сегодня гобоя не было слышно, свет в окне не горел.

Герхард пошел дальше.

Подойдя к озеру Каролы, он увидел высокий дощатый забор, окружающий стройплощадку. Забор поставили отчасти для того, чтобы воспрепятствовать воровству, отчасти ради эффекта неожиданности – все будут потрясены, когда увидят наконец отстроенную церковь. Скорее всего, забор нужен для того, подумал Герхард, чтобы скрыть от посторонних глаз сложности, возникшие при возведении норвежского деревянного храма.

Из будки у ворот вышел ночной сторож, седовласый мужчина в темно-зеленой форме дворцового служителя. С подстилки поднялась красивая овчарка и подошла к Герхарду, виляя хвостом.

– Ты ей нравишься, – сказал сторож.

Кивнув, Герхард присел на корточки:

– Она мне тоже нравится.

Поднявшись, он прошел в ворота.

Перед ним стояла Бутангенская церковь, а точнее, ее скелет, и сама она выглядела так же невзрачно, как скелет. «Дрезднер анцайгер» опубликовала обширную статью о церкви, упомянув в ней лишь имена Ульбрихта и Кастлера, как если бы они самолично, презрев многочисленные опасности, отправились в Норвегию и ради прославления королевы Каролы спасли от уничтожения и скудоумия аборигенов деревянную церковь. Герхард же представлял собой нечто вроде живой багажной квитанции, и, как догадывался, потом он окажется таким же бесполезным, как любая старая багажная квитанция. Дело в том, что, хотя все материалы и рисунки были доставлены в целости и сохранности, журнал, содержащий записи об учете отдельных частей здания, пропал в водах озера Лёснес. Как только Герхарда выписали из больницы, ему поручили разобраться в материалах и заново составить их перечень. К сборке здания приступили всего через несколько дней, в значительной степени наугад.

Уже был заложен фундамент из грубо отесанных каменных блоков – прекрасная работа; к небу вознеслись двенадцать колонн. Герхард начал называть их именно так, а не столбами. Но затем церковь стала упорно сопротивляться возведению. Материалы лежали в сараях или под брезентом и ждали. Древние и покореженные, почерневшие или коричневые, цвета светлого дерева там, где они должны были сочленяться с другим бревном – в местах крепления, в которые они теперь не желали вставать. Пазы оказались слишком тесны: в один из пазов бревно входит, а в месте следующего крепления оказывается перекрученным под совершенно неправильным углом. Рабочие уж пробовали и так и сяк. И без того подозрительный, Кастлер от посещения к посещению брюзжал все больше, несмотря на то, что Герхард раз за разом повторял, что балка H38 должна прилегать к арке клироса F21. Работу выполняли восемь столяров; сколько они ни рассматривали рисунки Шёнауэра, так и не могли уяснить принципа, глубинного замысла этой церкви. Были они упрямы и самонадеянны, а некоторые еще и глуповаты.

Халфрид поставили на хранение в подвал городского музея, вместе с многочисленными статуями из Греции и Италии. Про церковные колокола Герхард рассказал, что лошадь что-то испугало, а кто-то – вероятно, не желавший, чтобы церковь увезли, – подрезал веревки креплений. Когда сани опрокинулись, транспортировочные клети с колоколами соскользнули со своих мест. Он пытался направить их прочь от воды, но с двумя сразу ему было не справиться: он не удержал их, ударился и, упав в воду, потерял сознание.

Ульбрихту пока удавалось успокаивать Кастлера. Сделанные Герхардом зарисовки мачтовых церквей он похвалил, но обязал его надзирать за возведением церкви как можно внимательнее, напрячь память и вспомнить, куда точно должны встать отдельные части строения. Затем ему будет выплачено вознаграждение, он сможет вернуться к учебе и сдать выпускной экзамен.

– Далее вы будете вольны, – сказал Ульбрихт, – заниматься тем, чем только пожелаете. Как архитектор среди архитекторов.