Сети города. Люди. Технологии. Власти

Не знаю, случайность ли это, но каждый раз, заходя в какой-либо салон связи, я практически всегда встречаю там мигрантов, которые или оплачивают связь, или переводят домой деньги, или рассматривают новые гаджеты. Возможно, так проявляет себя пресловутая профессиональная деформация. Недавний визит на блошиный рынок подтверждает наблюдения – вокруг лотков, где торгуют подержанными телефонами, толпились люди, которых я своим взглядом человека, вовлеченного в тему, определяю как гастарбайтеров из Средней Азии. Можно отметить и обратную связь – сами салоны связи зачастую сопровождают «мигрантские места». Достаточно вспомнить площадку перед петербургской миграционной службой, где ежедневно сотни мигрантов ожидают своей очереди на оформление документов. Площадка огорожена высоченным забором, а на входе дежурят вооруженные охранники. Вся богатая инфраструктурная жизнь места кипит вне площадки – мигрантам за забором предлагают еду, консультационные услуги, какие-то дешевые товары и прочее. Однако киоскам салонов связи «Теле2» и «Билайн» каким-то фантастическим образом удалось проникнуть внутрь огороженного периметра, на саму территорию этого, в общем-то, дисциплинарного пространства, что отражает статус салонов и, более широко, самих мобильных технологий для мигрантов. На мой взгляд, эти примеры хорошо иллюстрируют востребованность мигрантами мобильной телефонии, что, впрочем, легко объяснимо – номад, покинувший дом, быстро и регулярно меняющий места своего жительства, нуждается не просто в связи с близкими, но именно в мобильной связи, соответствующей его образу и стилю жизни. При этом для исследуемой среды характерно особое отношение к телефону, он не только имеет большое значение, но и выступает в качестве ценной (во всех значениях этого слова) вещи.

Рахмонбеку двадцать пять. Он не был дома, в Таджикистане, больше года. За это время у него там родилась дочь, и сейчас он наконец едет ее навестить. Самолет уже завтра, и Рахмонбек предвкушает встречу. Он рассказывает, какие у дочки нежные и сладкие щечки – он видел по скайпу – и как соскучился по жене. Я спрашиваю, везет ли что-то в подарок своим женщинам. «Ну, как всегда. Маме платок новый, жене тоже платок купил. Хочу еще „Эйвона“ (косметика фирмы Avon) что-то взять». «Ну а дочке, дочке?!» – спрашиваю я. Рахмонбек задумался. Наконец с сомнением произносит: «Мобильник, наверное, рано?» (заметки из полевого дневника, Санкт-Петербург, декабрь 2016, интервью с Рахмонбеком).

В этом нарративе телефон выступает в качестве ценной вещи, универсального подарка, который может порадовать всех, независимо от возраста. Его ценность несомненна, он нужен всем, а цена вписывается в пределы возможного и достаточного, что обеспечит вероятную реципрокность, сопровождающую дар[563]. Информант, правда, засомневался-таки в возрасте получателя подарка, но его реакция демонстрирует своего рода очевидность – если дарить «стоящее», так телефон. Отказ от столь универсального подарка может быть связан лишь с малым возрастом, другие социальные и личностные характеристики адресата подарка не важны.

В рассказах о транснациональных вещах, о том, что чаще всего путешествует через границы и что привозят домой мигранты, речь, как правило, шла именно о телефонах. Обычно это смартфоны средней ценовой категории, которые, с одной стороны, дают возможность пользоваться интернетом, с другой – имеют приемлемые для этой социально-экономической группы цены. В самолете, направляющемся в Душанбе, я сидела рядом с молодым человеком примерно 25 лет. Во время перелета он достал три коробки новеньких смартфонов. На мой праздный вопрос любопытствующего спутника, зачем ему так много телефонов, сосед ответил, что это подарки маме, папе и брату. И он сразу хочет ввести в память гаджетов свой номер.