Сети города. Люди. Технологии. Власти

Файзали, мигранту из Таджикистана, уже 60 лет, и он в миграции давно, с начала 2000‐х. Его жена несколько лет жила вместе с Файзали в Петербурге, но потом вернулась домой помогать детям и нянчить внуков. Он из тех мигрантов, кто «домой не спешит», – слишком давно он в миграции и уже почти отвык. Последний раз приезжал в Душанбе года четыре назад – дорого и хлопотно. Тем не менее он любит свою семью и каждый день общается по телефону и с женой, и с детьми, и с внуками. Они созваниваются по скайпу по несколько раз в день: с утра Файзали узнает планы на день, потом обсуждает, что же произошло днем, вечером желает всем спокойной ночи. И такого давно заведенного порядка они придерживаются уже много лет. При этом Файзали фактически ничего не рассказывает о своей жизни в Петербурге. Так, его родные не знают, что он уже полтора года как сменил место работы, не знают, где и с кем он живет, сколько зарабатывает и прочее.

Самая востребованная и очевидная функция мобильного телефона – это, собственно, коммуникация, точнее говоря, разговоры[568]. Большинство публикаций, посвященных исследованиям использования мигрантами мобильной телефонии и разных интернет-приложений, фокусируются на их звонках домой, что, в принципе, неудивительно. Появление мобильной связи изначально обещало важные изменения в жизни мигрантов, прочило преодоление пространства и сохранение тесных связей с семьей вопреки дистанции. Безусловно, связь мигрантов с домом стала более доступной, однако она имеет свою специфику, и «помехи связи» все-таки существуют. Здесь я бы хотела порассуждать о том, какого рода связь обеспечивает мобильная телефония мигрантам и членам их семей, оставшимся дома, о специфике такой связи и о том, как такая связь переопределяет социальные отношения.

Связь мигранта с членами семьи, оставшимися дома, по мнению исследователей, предполагает прежде всего обмен информацией и новостями. София Касымова пишет о том, что разговоры трудового мигранта из Таджикистана с домом строятся преимущественно на информации, которую мигрант получает из дома. На основе этих новостей выстраиваются просьбы о деньгах, обосновывается их необходимость и оговариваются суммы денежных переводов[569]. Разговоры о финансовой поддержке вполне ожидаемы, ибо сама идея трудовой миграции вырастает из запросов семьи на зарубежный заработок мигранта. Однако, как показывают исследования, денежные переводы идут не чаще одного раза в месяц, а общение мигранта с домом происходит значительно чаще. Кроме того, представляется, что мобильные коммуникации выстроены несколько сложнее и выполняют множество функций, а не только выступают в качестве запроса на финансовую поддержку, который, безусловно, существует. Мой интерес сосредоточен скорее на производстве новостей. Даже простая болтовня, бессодержательный «треп», который мы все время от времени практикуем, требует поиска общих оснований для успешной коммуникации. Долгая разлука с родными, разорванная повседневность, существование в разных информационных контекстах зачастую лишает мигрантов и их трансграничных визави совместных тем. В этой связи мигранту и членам его семьи приходится постоянно изобретать новости, которые, с одной стороны, были бы интересны и понятны всем сторонам общения, с другой – не требовали бы большого объема вводной информации, который, в свою очередь, разрушил бы легкость повседневной коммуникации. Изобретение новостей затруднено постепенно уменьшающимся количеством общих контекстов.

Согласно наблюдениям, разговоры мигрантов с членами семьи посвящены в основном обсуждению новостей, приходящих из дома, в то время как повседневность мигрантов на новом месте жительства обсуждается гораздо реже. Можно говорить об одностороннем потоке новостей, и причины такого перекоса в коммуникациях требуют дополнительного исследования. Мне представляется интересным и важным, что разговоры мигранта с членами семьи выстраиваются вокруг домашней повседневности. Обсуждения ремонта крыши, уборки двора, приготовления обеда и прочее довольно часто встречались в наблюдениях. Я полагаю, что именно такие разговоры включают мигрантов в жизнь семьи, формируют их сопричастность. Через такие разговоры идет формирование единого транснационального пространства, о котором писал Л. Прис[570]. Однако это социальное пространство распределяется неравномерно по обе стороны границы, ибо поток информации в обратную сторону (из места миграции в сторону дома) значительно менее насыщен. Жизнь мигранта для его трансграничных визави оказывается более закрытой и оттого отчасти мифологизированной. Я полагаю, что однонаправленность информационного потока оказывает влияние на изменение властных отношений в семье и способствует формированию новых внутрисемейных социальных иерархий[571].