Сети города. Люди. Технологии. Власти

Казалось бы, интервью не состоялось, однако именно оно дало мне новые знания о миграции. Позднее я поняла, насколько важными были эти, на мой поверхностный взгляд, бессмысленные разговоры. Своими звонками, по сути, Ася проводила рутинную работу по поддержанию своих социальных сетей. В ситуации миграции основным ресурсом мигранта становятся его социальные связи и сети в принимающем обществе, благодаря которым он получает свежую информацию и новости, ищет работу и жилье и прочее. Существует соблазн разделить домашнюю и миграционную сети на эмоциональную и инструментальную[573]. Здесь все очевидно и в то же время все сложнее. С одной стороны, мигрант получает из дома не только эмоциональную поддержку, но также и практическую информацию, например о вакансиях или о съеме жилья, потому как транснациональное пространство, включающее в себя и отправляющее сообщество, позволяет подобного рода информации циркулировать свободно. И мигрант, который не имеет еще опыта миграции, не наработал собственные диаспоральные сети, пользуется информацией о месте миграции, полученной из дома. В то же время, как оказалось, диаспоральные социальные сети успешно выполняют функции эмоциональной поддержки. Как я уже отмечала выше, информанты, включая режимы ответственности в отношении близких, зачастую замалчивают свои проблемы, но делятся этими проблемами с друзьями, которые находятся рядом и у кого есть опыт переживания тех же проблем. Кстати, связи с друзьями, с которыми мигранты знакомятся в миграции, нередко поддерживаются и после возвращения. Такие связи эмоционально насыщены, прежде всего в силу поделенного опыта. В списках контактов телефонов мигрантов вполне ожидаемо преобладают номера людей, с которыми мигрант общается «здесь и сейчас», но не номера телефонов близких, кто остался дома.

Регулярные звонки мигрантов вызваны не только необходимостью сетевой работы. Я полагаю, что постоянный мониторинг связан еще и с высоким уровнем мобильности мигрантов. Как ни очевидно и даже банально это бы ни звучало, мобильный субъект действительно очень мобилен. Мои информанты, с которыми я стараюсь поддерживать долговременные связи, чтобы проследить за их жизненными траекториями, постоянно двигаются: в поисках лучших условий и большего заработка они регулярно меняют место жительства и место работы, уезжают домой «насовсем» и возвращаются обратно в миграцию, меняют сексуальных партнеров, жен и мужей и так далее. Нестабильность и постоянное движение самих мигрантов и участников их сети требует регулярной локализации ее участников. Постоянные звонки Аси были нацелены на своего рода маппирование участников сети, она вынуждена была все время очерчивать круг присутствующих в миграции и уже уехавших, наблюдать и фиксировать другие изменения, связанные и с освобождением жилья, и поиском более выгодных мест работы, и возможностью организовать передачу подарков или каких-либо вещей домой или из дома и прочее. Именно поэтому устойчивая фраза «Как дела, как сам/а?», зачастую, сопровождалась вопросами «Ты где?» и «Что нового?» (вопрос, предполагающий ответ об изменениях и перемещениях). «Заземление», локализация мобильного субъекта в данном случае понимается достаточно широко, он позиционируется не только в пространственной, но и в социальной системе координат.

Отдельно следует отметить значимость устной информации для исследуемой среды. Как показывали мои наблюдения, мигранты из Средней Азии более ориентированы на практическое знание, полученное из уст «опытных людей». Примером этому может служить наблюдение в помещении паспортного стола, куда мы пришли с Аброром (мигрант из Узбекистана, 22 года), чтобы узнать время приема начальника. В самом офисе мы с Аброром разошлись. Я направилась к стендам, на которых была вывешена письменная информация, а Аброр к посетителям, ожидающим своей очереди. Он предпочел получить информацию из уст людей, которые вовлечены в сам процесс, а также практическое знание, включающее не только режим работы конторы, но и специфическую информацию о скорости течения очереди, о ненормированных перерывах в работе конторы, о «строгости начальства». Ему среди прочего было важно узнать неформальные правила институции. С подобными ситуациями доверия к устной информации в среде исследуемых я сталкивалась не раз. Возможно, это связано с их социализацией в другой культуре или с нынешним положением, когда мигранты существуют в неопределенной правовой среде, где правила либо не установлены, либо меняются так быстро, что за ними невозможно уследить иначе, нежели получая конкретную, практически ориентированную информацию[574]. Именно поэтому информация, пришедшая по телефону от участников диаспоральной сети, которые разделяют такой же опыт миграции и владеют практическими знаниями, значит много больше, нежели информация из других источников.