Сети города. Люди. Технологии. Власти

В 2013 году нью-йоркский художник Евгений Фикс опубликовал книгу «Москва»[617], которая состоит из фотографий общественных пространств столицы, заснятых художником: парков, кафе, площадей. Однако на этих фотографиях публичные пространства представлены пустынными – на них совсем не видно людей, несмотря на то что они там все-таки присутствуют. Эти московские места лишь кажутся безлюдными, поскольку их главные обитатели – невидимые граждане СССР: исключенные из публичности, сделавшиеся призраками и растворившиеся в городском ландшафте советские гомосексуалы. В этой главе я предлагаю посмотреть на то, каким образом эти субкультурные городские пространства, облюбованные геями, бисексуалами и лесбиянками, превращаются в политические, то есть в такие, где разворачивается угнетение властью и сопротивление ей. Советское прошлое дает в этом отношении почву для понимания нюансов политической борьбы и активного гражданства, а постсоветская повседневность – примеры противоречивых трансформаций городских пространств. Одна из важнейших трансформаций, которая происходит уже сегодня, – это быстрая виртуализация города, касающаяся и тех мест, о которых пойдет речь. Как виртуальность, в этом случае понимаемая как превращение городских мест встреч для ЛГБТ в онлайн-группы и приложения, влияет на политическую составляющую таких постсоветских «плешек»?

Точка отсчета для настоящего рассуждения – это также точка столкновения двух утопических проектов. Один проект касается строительства нового будущего равных граждан, которое актуализируется в порой уродливом, а порой прогрессивном советском проекте гражданства. Второй – это повседневная утопия городской субкультуры, которая конструируется участниками взаимодействия по их собственным законам и актуализирует их личные представления об утопичной жизни. В этом смысле субкультурные городские места, которые были населены гомосексуалами в СССР, представляют собой одну из альтернативных форм сексуализированного гражданства, где человек не страдает от подавления властью, но выстраивает личные отношения с другими, в конечном счете имеющие политический эффект. Загадкой, однако, остается влияние виртуализации на политический процесс, протекающий в городе. Осмыслять эти темы я предлагаю через призму социальной теории гражданства, представляемую в следующей части главы.

Альтернативные утопии и параллельные города

Гражданство является, прежде всего, юридической категорией анализа и правовым последствием деятельности национальной бюрократии, обеспечивающей гарантии прав и свобод гражданина в рамках своей юрисдикции. Однако оно активно используется и в социальных науках, чтобы анализировать механизмы исключения некоторых граждан из больших политических общностей[618]. В отличие от юриспруденции, социальные науки осмысляют гражданство в качестве сложного процесса переговоров, характеризующегося участием разных сил и актуализирующегося в конечном счете в исторически конкретной форме режима гражданства[619]. Таким образом, не только государственный бюрократический аппарат определяет гражданство, но и другие участники переговоров, наиболее значимыми из которых являются сами граждане. В рамках настоящей работы я не буду останавливаться подробно на том, как действуют многообразные механизмы исключения из гражданства и как ведутся переговоры по поводу его основных характеристик. Я сконцентрируюсь на одном частном случае таких переговоров – процессе политического участия граждан в определении гражданского режима через уличную, а затем и локализованную в интернете публичную политику.

Улица – часть городского ландшафта, публичное место. Это пространство может использоваться для разных целей. Так, рыночное использование публичного пространства будет подчинено экономической логике, а его организация будет способствовать безопасности потребителя тратить финансовые ресурсы для участия в экономических отношениях[620]. Государственная бюрократия потребует использования публичного пространства для осуществления власти над гражданином в соответствии с распространенной в конкретном государстве идеологией[621]. Граждане могут попытаться сопротивляться обеим этим формам пользования публичного пространства, в том числе в рамках конвенционального понимания политики – путем требования прав и демонстрации недовольства[622], а также переопределяя способы использования городских пространств для своих нужд и целей[623]. Так, физические места города становятся ареной для переговоров между этими субъектами, чтобы определить в конечном счете некоторый общий модус использования города в повседневности[624]. Этот процесс представляет собой материализацию гражданства, в котором «основным гражданским правом является доступ в публичное пространство и право на использование определенных типов мест в рамках установленной территории»[625].