С самого начала наша книга балансирует между двумя полярными оценками последствий дигитализации города – цифровыми оптимизмом и пессимизмом. В заключительной части текст Андрея Горных возвращает нас к этому «вечному» вопросу. И как бы нам ни хотелось хеппи-энда – увеличения роли горожан в определении политик городского развития, разработке стратегий и принятии решений, касающихся умных городов и цифровых технологий, мы понимаем, что его достижение невозможно, как невозможен и полный проигрыш самых разных горожан и их объединений, ведущий к тотальному подчинению действующим механизмам контроля, логикам позднекапиталистического, неолиберального или авторитарного общества. Постоянное изменение баланса сил и технологий делает дигитализацию увлекательным предметом изучения и внушает осторожный оптимизм на усиление позиций горожан и их союзников.
Цифровая рутинизация города: «светлый путь» прекариата
В финале фильма «Светлый путь»[942] героиня Таня Морозова в кремлевском магическом зеркале видит весь свой жизненный путь – от бесправной сельской домработницы через городскую ударницу-ткачиху к «знатной» столичной стахановке, орденоносцу, депутату Верховного Совета СССР. Последовательно пройдя все свои зеркальные идентификации, героиня понимает, что достигла кульминации своей биографии, которая приняла завершенную форму истории стахановской Золушки, идеального нарратива советской девушки. «Что же дальше? Что теперь „будет“?» – задается вопросом радостная героиня. И зазеркалье социалистического реализма приветливо распахивает перед ней дверь. Наступает апофеоз советской киноутопии. Там, в будущем, ее ждет легковой автомобиль, на котором она взмывает над Кремлем, Москвой, всем СССР и как ликующий ангел поет знаменитую осанну Новому Миру:
Героиня переживает видение целостности страны Советов, личностную связь с этим Целым, которому она говорит «ты». Все ее трудовые свершения встраиваются в перспективу общего Дела всего советского народа. Главным утопическим эффектом становится сам этот опыт прыжка из настоящего в будущее, «полет», покорение дистанций, свобода выбора направлений – пребывание в этом другом месте, в мире «без преград», в котором ничто не отделяет человека от человека, замысел от свершения, а время от пространства. Вернувшись на землю, героиня получает свою последнюю «награду» – мужа, и время истории завершается стазисом счастья.
Этот сюжет заимствует многие фольклорные мотивы традиционного повествования с его полетами на коврах-самолетах и крылатых животных, скачках в счастливое будущее, образованием матримониальной пары как самоцелью. Но является ли автомобиль просто технократической вариацией темы ковра-самолета? Не выстраивается ли вокруг него повествование иного плана, использующее сказочные мотивы лишь в качестве декоративных элементов?
В кульминации фильма «Июльский дождь»[944] ничего не происходит. Но мы снова встречаем нашего «героя» – легковой автомобиль. Он так же уносит героиню – Лену – от монотонной повседневности города в некое другое место, в даль и свободу отдыха на природе. Здесь, в компании других городских интеллигентов, радующихся как дети, вырвавшиеся от родительской опеки на волю, она также переживает нечто вроде катарсиса.
С одной стороны, он связан с духом коммунальной утопии эпохи «оттепели», когда вокруг «общего очага» (на городских кухнях и у походных костров) собиралась группа единомышленников и застолье, разговоры, поэзия, музыка открывали путь к утопическим по интенсивности моментам группового единения. Так и здесь, вокруг типичного «оттепельного» костра, с вином и задушевными разговорами, профессора и их ученики, фронтовики и невоевавшие образуют круг, своеобразный человеческий микрокосм, включающий в себя и частные автомобили, которые расположились вокруг костра наряду с людьми. Этот сумеречный, теплый утопический образ снимает идеологическую жесткость (абстрактность и всеобщность), «нестерпимый» сталинский солнечный ореол утопии, но удерживает существенные черты – костяк этой компании составляют ученые, занятые общим делом во благо всего человечества. В этой компании (жен, друзей) они, возможно, проведут всю жизнь, это их «советский народ», личностный опыт причастности к которому становится таким образом им доступен.