Северная экспедиция Витуса Беринга

В конце мая на берег, примерно в шести с половиной километрах от лагеря, вынесло тридцатиметровую тушу кита. «[П]о сохранности [она] оказалась в несколько лучшем состоянии, чем туша первого кита», так что они были обеспечены жиром на много месяцев; они хранили его в бочках в доступных местах. Китовый жир, пусть и не слишком аппетитный, не дал им умереть с голоду. А рядом с берегом, словно сонные морские чудовища, поднимаясь и пропадая под поверхностью волн с задумчивым и в то же время беспечным видом, пережевывая водоросли, по-прежнему плавали огромные, похожие на китов млекопитающие, которых раньше никто из них не видел. Все знали, что, убив даже одного из этих огромных таинственных зверей, они обеспечат себя пищей на несколько недель. В мае они твердо вознамерились это сделать, но охота оказалась делом весьма опасным.

После того как кошмарная эпидемия цинги отступила, а матросы и офицеры занялись разбором старого «Святого Петра» и строительством нового небольшого судна, Стеллер оказался свободен от непосредственных обязанностей и смог посвятить время своей главной страсти – изучению природы: именно ради этого, в конце концов, он и решился пересечь Россию, добраться до Сибири и отплыть на Аляску. Посмертную славу ему по большей части обеспечили именно эти наблюдения, какими бы ненаучными они ни выглядели по современным стандартам. Стеллер несколько месяцев наблюдал за поведением, направлениями миграции, рационом, образом жизни и жизненным циклом самых интересных и уникальных существ, живших на острове Беринга, Алеутских островах и на побережье Аляски. Больше всего внимания он уделил каланам, но, кроме того, подробно описал сивучей (этот вид также называется «северным морским львом Стеллера») и морских котиков, которыми «был покрыт весь берег до такой степени, что было невозможно пройти, не боясь за жизнь и здоровье»[386]. Даже голубые песцы, которые, к вящему облегчению всех моряков, в весенний брачный период ушли на холмы, тоже удостоились определенной доли внимания. Кроме того, он подготовил каталог растений, найденных на острове.

Стеллер описал и изучил три вида птиц, которые не водятся ни в Европе, ни в Азии: «белого морского ворона [баклана]… до которого невозможно было добраться, поскольку он садился лишь на скалы, выходящие к морю», и которого с тех пор больше не видел ни один натуралист; «уникального морского орла с белой головой и хвостом», его сейчас называют белоплечим орланом или морским орлом Стеллера (один из трех видов американских орлов, которые больше в этой стране не встречаются), и «особый вид крупных морских воронов с белыми кругами вокруг глаз и красной кожей возле клюва»[387]. Стеллеров баклан (или очковый баклан), был нелетающей, похожей на пингвина птицей размером с гуся. Его было легко поймать, так что после того, как на него стали постоянно охотиться, он быстро вымер, хотя, по словам Стеллера, в 1741–1742 году на острове их встречалось много. Одной птицы, отмечал он, «хватало, чтобы утолить голод трех человек»[388]. Стеллер был единственным натуралистом, которому удалось увидеть очкового баклана, прежде чем они вымерли. Еще он описал множество перелетных птиц, ненадолго останавливавшихся на острове.

Самыми многочисленными из всех животных, изученных Стеллером, были каланы (морские выдры), дружелюбные стайные звери – он видел их каждый раз, когда корабль приближался к берегу. Каланы – игривые животные, и они доставили морякам немало радостных минут, пока в разгар зимней карточной эпидемии кто-то не вспомнил, что их шкурки очень дороги. Мех каланов ценился в Китае, и в конце зимы и в начале весны сотни, а то и тысячи каланов были истреблены ради шкур. Стеллер был возмущен бессмысленной резней. Моряки, ожесточенные годами тяжелой жизни на Камчатке и ужасными страданиями прошедшей зимы, видели в каланах возможность улучшить свою жизнь. Они с яростью набрасывались на животных, избивали их, топили и резали ножами, и вскоре на всем восточном берегу острова не осталось ни одного калана. К концу весны охота за выдрами значительно осложнилась, потому что умные животные стали выставлять часовых, чтобы предупредить сородичей о приближении охотников. Многие матросы стали собирать и припрятывать шкуры, надеясь немало заработать после возвращения. Хорошую шкурку калана можно было продать за двадцать рублей на Камчатке, вдвое-втрое дороже – дальше к западу в Сибири, а на китайской границе – даже за сто рублей.

Стеллер несколько недель наблюдал за поведением каланов для своего трактата, а затем записал эти наблюдения в промокший блокнот в лагере.