Северная экспедиция Витуса Беринга

Пока матросы наполняли бочки пресной водой в маленьком ручье (ныне он носит название Стеллерс-Крик, «Стеллеров ручей»), Стеллер, понимая, что «время его мало и драгоценно», торопливо прошел по песчаному берегу и проник в густой лес; вслед за ним следовал Лепехин. Временами ученый наклонялся и выкапывал растения, которые казались ему необычными, и вскоре обнаружил следы «людей и их деятельности». Под кроной большой ситхинской ели он нашел выдолбленное бревно, похожее на корыто. В нем лежали еще тлевшие угли, и Стеллер заметил, что местные жители, «не имевшие горшков и иной посуды, готовили мясо на раскаленных докрасна камнях»[118]. Он также отметил, что обгоревшие кости, «на которых еще кое-где оставались кусочки мяса», разбросаны по всей стоянке, где «сидели едоки». Кости, судя по виду, не принадлежали морскому млекопитающему, и Стеллер предположил, что это, возможно, останки северного оленя, но, поскольку никаких оленьих следов на острове не было, его, должно быть, привезли с материка. Еще он нашел куски сушеной рыбы того же вида, что на Камчатке часто использовалась «вместо хлеба для всякого приема пищи», а также несколько «очень больших» морских гребешков шириной около 20 сантиметров. Наконец, он нашел огниво и трут из мха, очень похожие на те, которыми пользовались камчадалы. Пройдя дальше по лесной тропинке, они увидели несколько поваленных деревьев и заметили, что срубили их множеством тупых ударов каменными или костяными топорами, «похожими на те, что когда-то использовали древние германцы, и называемыми ныне молниями». С других деревьев была содрана кора до высоты, до которой мог дотянуться человек; кору, скорее всего, использовали для изготовления корзин, шляп и хижин. Стоянка и инструменты, которые обнаружил Стеллер, ассоциируются современными этнографами с летней стоянкой чугачей близ пролива Принца Вильгельма[119]. Деревья были поистине впечатляющих размеров, высотой более тридцати метров, и они могли поддерживать кораблестроительную промышленность «веками», как писал Стеллер, большой любитель преувеличений.

Стеллер и Лепехин продолжили путь по влажному, туманному лесу. На тропе они обнаружили и другие признаки того, что по ней недавно проходили люди. Они нашли «место, забросанное скошенной травой», которую Стеллер осторожно разбросал и обнаружил под ней углубление с камнями, лежащими на древесной коре. Он нервничал, несмотря на сильнейшее желание увидеть «людей и поселения», потому из оружия у него имелся только небольшой нож; у Лепехина, кроме ножа, было еще и ружье. Судя по всему, это был погреб или схрон размером примерно четыре с половиной на шесть с половиной метров и четыре с половиной метра в глубину; в нем лежали инструменты, посуда, сладкая трава, «из которой гонят самогон», и засушенные травы, похожие на те, из которых на Камчатке делают сети. Еще там лежали несколько лукошек с копченым лососем, ремни, сплетенные из водорослей, и длинные стрелы. Это были тайные запасы еды на зиму. Стеллер взял образцы каждого предмета и отправил Лепехина обратно к кораблю предупредить береговой отряд, чтобы они были осторожны. Он продолжил путь по «густому и темному лесу», чтобы изучить и рассмотреть «достойные внимания образцы трех царств природы». С трудом забравшись на поросший елями холм, он увидел вдалеке, в глубине острова, дым костра. Стоянка, скорее всего, принадлежала другому народу – эякам, которые жили вдоль реки Коппер, или тлингитам с залива Якутат к востоку. Будь у Стеллера время, он мог бы встретиться с несколькими разными племенами. Но ему нужно было возвращаться. Он «еще раз с печалью подумал о препятствии для моих исследований, сожалея о действиях людей, в чьих руках находилось принятие решений по этим важнейшим вопросам»[120].

Хотя Стеллер сгорал от желания пойти туда, откуда шел дым, и встретиться с людьми, времени на это не было, так что он побежал обратно на берег со своей охапкой растений. Со следующей партией бочек с водой, отправленной на корабль, стоявший на якоре поодаль от берега, он послал записку, в которой просил у Беринга разрешения взять ял и небольшую команду и исследовать дальнюю часть острова, который, по его подсчетам, был примерно тринадцать миль в длину и всего две в ширину, чтобы собрать еще больше образцов. «Я смертельно устал, – писал он. – За время ожидания я составил на берегу описания редких растений, которые, как я опасался, могут завянуть, и с радостью выпил чаю, заваренного на великолепной воде»[121].