Северная экспедиция Витуса Беринга

Позже тем же утром, когда корабль отошел от островов, Стеллер философски размышлял, что «единственная причина, по которой мы не попытались высадиться на материк, – косное упрямство и тупой страх, что на нас нападет горстка невооруженных и довольно робких дикарей, от которых не было причин ждать ни дружелюбия, ни враждебности, и трусливая тоска по дому, которую они считали извинительной… [В]ремя, проведенное за исследованиями, арифметически пропорционально времени, потраченному на подготовку: десять лет они готовились к этому великому предприятию, чтобы затем посвятить самой работе всего десять часов»[133]. Мимо медленно проплывали земли, а он мог лишь воображать себе, сколько интересных вещей остались неоткрытыми; он был недоволен тем, что удалось сделать, и с презрением относился к трусости, которая, как ему казалось, руководила решениями Беринга и других русских офицеров. (Знай Беринг, с чем пришлось в это же время столкнуться Чирикову на том же побережье, но дальше на юго-восток, он был бы еще осторожнее.)

От острова Каяк корабль отошел к западу, а затем направился в северо-западном направлении через туман, ветры и короткие, но суровые бури. Вот типичная запись в судовом журнале: «Шторм с находящими шквалы и с дождем…»[134] Заросшие густыми лесами острова – Хокинс, Хинчинбрук и Монтагью – скрывали за собой проливы и побережье и сильно затрудняли составление карты. Если бы у команды было больше времени или погода была лучше, они бы увидели ледниковые фьорды в проливе Принца Уильяма, дельту реки Коппер и множество поселений коренных жителей. Чем дальше они заходили, тем более бурным становилось море («…постоянные шторма и мокрая погода»)[135]. Но земля не уходила на север, как они предполагали, а сворачивала на запад, заставляя корабль постоянно менять курс, чтобы избежать неизвестных опасностей на берегу.

Пока «Святой Петр» продвигался на северо-запад, у Стеллера было время подумать о разнице между Камчаткой и Аляской. «Американский континент (с этой стороны), – писал он, – с точки зрения климата намного лучше, чем северо-восточная оконечность Азии»[136]. Хотя горы были «потрясающе высокими», а их вершины покрывал вечный снег, они были «намного лучшей природы и характера», чем горы Камчатки. С любознательностью и широтой интересов, характерной для ученых XVIII века, Стеллер предполагал, что горы на Камчатке «совершенно разрушены и давно лишились целости и, следовательно, слишком рыхлы для циркуляции минеральных газов и лишены всякого внутреннего жара, а вместе с ним и драгоценных металлов. С другой стороны, американские горы тверды – не голые камни, поросшие мхом, а покрыты хорошим черноземом и, соответственно, не… бесплодны, с кривыми карликовыми деревцами среди камней, а плотно покрыты прекрасными деревьями до высочайших вершин»[137]. Стеллер был уверен в правильности теории (ныне смехотворной), что именно из-за внутреннего жара аляскинских гор растительный мир Аляски крупнее и многочисленнее, чем на тех же широтах Азии. Стеллер не стеснялся выдвигать теории и делиться ими даже с людьми, нисколько в них не заинтересованными; в отсутствие каких-либо точных познаний о природном мире отправной точкой для научных изысканий являлись бесхитростные, бессистемные предположения.

Наблюдая за гористым, богато поросшим лесами побережьем, проплывавшим мимо, Стеллер изучал собранные образцы – по крайней мере, те, которые Беринг разрешил пронести на корабль, – и записывал свои наблюдения. Ему были знакомы многие растения острова Каяк, потому что они были похожи на те, что растут на Камчатке, в том числе черника, вороника и морошка. Но одним из самых ценных его открытий стало большое, похожее на малину растение, в изобилии росшее в тех местах, по которым он ходил. Эта малина нового вида, ныне носящая название «малина великолепная», была «еще недостаточно спелой». Он осторожно выкопал несколько экземпляров, поскольку считал, что ему должны позволить доставить на борт живые образцы для обратного путешествия и держать их в горшках на палубе «из-за их размера, формы и прекрасного вкуса». Но пришлось удовлетвориться засохшими растениями. Он записал очередную шпильку в адрес своих товарищей по приключениям: «Я не виноват, что места для них мне не выделили, ибо, как спорщик, я и так уже занимал слишком много места»[138].