Северная война 1700-1721

На следующий день, 10 июля, великий визирь решил повторить штурм, но янычарская пехота отказалась ему подчиняться. Положение султанского главнокомандующего было незавидным. Но и положение противника было не лучше. Сказалась «полная» нужда в провианте. В большом числе от бескормицы стали падать драгунские кони. Зерновой фураж вышел весь. Изнуренные солдаты, державшиеся стойко, с трудом владели оружием.

В тот же день Петр I собрал военный совет. Взятые утром пленные рассказали о положении дел в неприятельском стане, о неповиновении янычар. Было решено вступить в переговоры о мире, не оружия не сдавать. Если турки будут на этом настаивать, то тогда пробиваться в российские пределы с боем.

О серьезности положения свидетельствует такой факт. Петр I осознавал, что его может ожидать и гибель на поле брани, или, что еще хуже, турецкий плен. И в том и другом случае воюющая держава оставалась без государя. Там, на берегах Прута, Петром Великим было написано письмо в Правительствующий сенат следующего содержания:

«Господа Сенат.

Извещаю вас, что я со всем своим войском, без вины или погрешности нашей, но единственно только по полученным ложным известиям, в четыре краты сильнейшею турецкою силою так окружен, что все пути к получению провианта пресечены, и что я, без особливыя Божия помощи, ничего иного предвидеть не могу, кроме совершеннаго поражения, или что я впаду в Турецкий плен. Если случится сие последнее, то вы не должны меня почитать своим Царем и Государем, и ничего не исполнять, что мною, хотя бы то, по собственноручному повелению, от вас было требуемо, покамест я сам не явлюся между вами в лице моем.

Но если я погибну, и вы верныя известия получите о моей смерти, то выберите между собою достойнейшаго Мне в наследники».

Подлинника петровского письма до нас не сохранилось. Именно поэтому между историками ведутся споры о том, писалось ли такое письмо Петром I на берегах Прута или нет. Но думается, что вероятность его огромна, если вспомнить содержание и сам дух обращения царя к русской армии перед Полтавской битвой…

Генерал-фельдмаршал Б.П. Шереметев, как главнокомандующий, отправил великому визирю письмо с предложением начать мирные переговоры. Ответа от Балтаджи Мегмет-паши не последовало. Тогда Шереметев послал второе письмо, где было сказано, что в противном случае русские сами начнут сражение на берегах Прута.

Когда русские полки под барабанный бой стали выстраиваться для боя, колебания великого визиря исчезли. Он дал согласие на переговоры и приказал прекратить артиллерийский обстрел походного лагеря противника: «Мы… мир приемлем, и для того учинили унятие оружия, и чтоб прислали, с кем об оном мире трактовать».

Есть и другая версия того, что побудило Балтаджи Мегмет-пашу поспешить с согласием на начало переговоров. Согласно румынским хроникам, турки в тот день перехватили депешу царю генерала Ренне о взятии Браилова. Появление в тылу султанской армии крупного отряда кавалерии и взятие им одной из сильнейших дунайских крепостей сильно обеспокоило великого визиря и его советников.

Тревожиться было от чего. Исакча с ее единственным мостом через Дунай находилась совсем близко от Браилова, и большого гарнизона в ней не было. То есть русская драгунская кавалерия легко могла лишить турок возможности отступления, ухода за Дунай. И она же могла прийти к месту неоконченного – прерванного сражения, оказавшись в ближнем тылу армии Оттоманской Порты.

Великий визирь не ведал о том, знают или не знают в русском лагере о браиловской победе. Ведь гонцов и депеш могло быть несколько. Но Балтаджи Мегмет-паша волновался зря: Петр I не знал о взятии крепости Браилов. Иначе позиция русской стороны на переговорах о мире была бы совсем иной, и заключенный договор не смотрелся бы таким тяжелым для России.

Великий визирь, ко всему прочему, видел положение своей армии лучше, чем противник. В ней с каждым днем росли небоевые потери. Иностранцы, состоявшие с начала войны при главнокомандующем султана, свидетельствовали следующее: «Во время пребывания турок на Дунае среди войск свирепствовала дизентерия и ежедневно умирало 300 или 400 человек».

Переговоры шли весь день 11 июля. Великий визирь во всем советовался со своими «пашами и офицерами». С русской стороны их вел подканцлер П.П. Шафиров. Мирный договор был подписан на следующий день. Русская армия получала беспрепятственный выход с территории Дунайских княжеств, подвластных Турции.

Турции возвращался Азов с его окрестностями (он был отдан только несколько лет спустя с полностью разрушенными укреплениями). Срывались недавно построенные крепости – Таганрог, Каменный Затон и Самара. Артиллерия Каменного Затона оставлялась туркам. Кроме того, русская сторона обязывалась «отнять руки» от донского казачества и запорожцев, то есть не поддерживать их.