Северное сияние

— Ты знаешь кого-нибудь из колдуний, Йорек?

— Я служил некоторым. А также с некоторыми сражался. Это напугает Лорда Фаа. Если они летят на помощь к вашим врагам, вам нужно опасаться.

— Лорд Фаа не будет напуган. Ты ведь не боишься, так?

— Ещё нет. Если буду бояться, то обуздаю страх. Но нам лучше сообщить Лорду Фаа о колдуньях, потому что его люди могли никогда не видеть их.

Дальше он двигался медленнее, а Лира продолжала смотреть на небо, пока глаза опять не заслезились от холода, а она все не видела конца бессчетным полчищам колдуний, летящим на север.

Наконец Йорек Барнисон остановился и произнёс: «Вот деревня».

Они смотрели вниз разбитого неровного склона на сбившиеся в кучу деревянные домики у огромной заснеженной равниной, такой ровной, как это только возможно.

Лира подумала, что это должно быть замёрзшее озеро. Деревянный пирс доказал, что она права. Они были в пяти минутах ходьбы от деревни.

— Что ты собираешься делать? — спросил медведь. Лира соскользнула с его спины, и обнаружила, что ей трудно стоять. Её лицо одеревенело от холода, а ноги дрожали, но она вцепилась в мех медведя и притоптывала ногами, пока не почувствовала себя лучше.

— В этой деревне ребёнок или призрак, или что-то такое, — сказала она, — или, может быть, недалеко от неё, я не знаю точно. Я хочу найти его и привести к Лорду Фаа и другим, если смогу. Я думала, что он призрак, но возможно, чтец символов рассказывает мне о том, чего я не понимаю.

— Если он снаружи, — сказал медведь, — ему бы лучше найти какое-нибудь укрытие.

— Я не думаю, что он мёртв, — сказала Лира, но она не была уверена. Алетиометр указал на что-то жуткое и неестественное, тревожное; но кто она? Дочерью Лорда Азраэля. И кем она повелевала? Могучим медведем. Как она могла показать, что ей страшно? — Давай пойдем и посмотрим, — сказала она.

Она снова забралась ему на спину, и оно начал спускаться по неровному склону шагом, а не бегом. Деревенские собаки учуяли, или услышали, или догадались об их приближении, и начали устрашающе лаять; олени в загородке нервно забегали, их рога трещали как сухие сучья. В неподвижном воздухе любой звук разносился на многие мили.

Когда они добрались до первых домов, Лира крутилась вправо и влево, усиленно приглядываясь в тусклом свете — свет Авроры тускнел, а до восхода луны было еще далеко. То здесь то там виднелся свет под заснеженной кровлей, и Лире показалась, что она видит бледные лица за некоторыми оконными стёклами, и она представила себе их удивление при виде ребёнка верхом на огромном медведе.

В центре деревушки у пирса, на который были вытащены лодки, выглядевшие сейчас как холмы, присыпанные снегом, было открытое пространств. Собачий лай был оглушительным, и стоило только Лойре подумать, что шум этот должно быть всех перебудил, открылась дверь, и оттуда вышел мужчина с ружьём. Его деймон-росомаха вспрыгнул на кучу дров возле двери, разбрасывая снег.

Лира тотчас же слезла и встала между ним и Йореком Барнисоном, осознавая, что это она сказала медведю, что ему не понадобится броня.

Мужчина заговорил на незнакомом языке. Йорек Барнисон ответил, и человек застонал от страха.

— Он думает, что мы дьяволы, — сказал Йорек Лире. — Что мне сказать?

— Скажи ему, что мы не дьяволы, но у нас имеются таковые в друзьях. И мы ищем… Просто ребенка. Странного ребёнка. Скажи ему это.

Как только медведь произнёс это, человек показал направо, указывая на место, расположенное дальше, и заговорил быстро.

Йорек Барнисон сказал, «Он спрашивает, не пришли ли мы, чтобы забрать этого ребёнка. Они его боятся. Они пытались его отогнать, но он постоянно возвращается».

— Скажи ему, что мы заберём его с собой, но они поступили плохо, так обращаясь с ним. Где он?

Человек объяснил, в страхе жестикулируя. Лира боялась, что он по ошибке выстрелит, но как только он договорил, то кинулся в дом и захлопнул дверь.

Лира видела лица у каждого окна.

— Где ребёнок? — спросила она.

— На рыбном складе, — сказал медведь и повернулся по направлению к пирсу.

Лира последовала за ним. Она жутко нервничала. Медведь направлялся к узкому деревянному сарайчику, поднимая голову, чтобы понюхать то тут, то там, а когда они подошли к двери, он сказал: «Там внутри».

Сердце Лиры забилось так, что она едва могла дышать. Она подняла руку, чтобы постучать, и, осознав, что это глупо, набрала побольше воздуха, чтобы позвать, но поняла, что не знает, что сказать. О, как уже было темно! Ей нужно было взять светильник…

Выбора не было, и всё равно, она не хотела, чтобы медведь видел её страх. Он говорил об обуздании собственного страха: именно это ей и нужно было сделать. Она подняла обрывок оленьей кожи, удерживающей щеколду, и сильно дёрнула примёрзшую дверь. Та с треском распахнулась. Ей пришлось раскидать сугроб снега у подножия двери, чтобы открыть её; от Пантелеймона не было никакой пользы — он бегал туда-сюда горностаем, белая тень на белой земле, издавая тихие испуганные звуки.

— Пан, ради Бога! — сказала она. — Стань летучей мышью. Лети и посмотри…