Читаем Северные гости Льва Толстого: встречи в жизни и творчестве полностью

Через две недели после визита Арвида Ярнефельта Толстой написал в дневнике: «Приехал журналист из Финляндии. Я принял его и много, горячо говорил, и хорошо»576. Ольберг посещал Толстого по просьбе Hufvudstadsbladet, в кармане у него лежало личное приглашение писателя. Маршрут был традиционным: ночной поезд до Тулы и гужевой транспорт до Ясной Поляны. После общесемейного завтрака Ольберг беседовал с Толстым в кабинете со скромным интерьером: две настенные полки с разнообразными книгами, картины на противоположной стене. На огромном письменном столе Ольберг заметил газеты The New York Times, лондонскую The Times и «Русские ведомости». Толстой был одет в длинную крестьянскую рубаху, подпоясанную кожаным кушаком. Взгляд, ясный и пронизывающий, обладал, как показалось Ольбергу, гипнотической силой.

Ольберг кратко описал финляндско-российский кризис. Право на самоопределение, которым некогда была наделена Финляндия, теперь целенаправленно сокращалось усилиями царского режима. Тут Толстой должен был запротестовать: никто не может дать или отнять права. Заблуждение думать, что внешний закон может иметь власть над человеческой жизнью. «Дается закон, который отменяет все прочие и который управляет нашими действиями. Это закон религии, обязывающий каждого поступать в своей собственной жизни только по законам совести». Проблема в том, что нынешнему государственному христианству удалось затуманить религиозное сознание человека и наций и тем самым повергнуть человечество в глубокий кризис.

Толстой отмечал два кризисных феномена времени – первый материального, второй духовного плана: вооружение и волна самоубийств. Продолжающийся рост армий угрожал потопить в крови целые народы. Что касается самоубийств, то профессор Томаш Масарик, будущий президент Чехословакии, днем ранее делился с Толстыми статистическими данными разных стран – десятки тысяч самоубийств ежегодно. За этим скрывался прискорбный факт – людям не хватало настоящей религиозной веры, той, что способна поддержать их жизнь. Но не все потеряно: «В сознании народов готовится переворот. Что, безусловно, вызовет триумф религиозного принципа». Сделав краткую паузу, Толстой добавил, что знает о том, что многие его воспринимают, как наивного утописта.

Социалистом или финским патриотом можно стать быстро, сказал Толстой, – но стать истинно человеком, полностью пропитаться религиозным сознанием – это более долгий и мучительный процесс. «Вот почему у нас так мало настоящих христиан». Такая же картина наблюдалась в Финляндии. Собственная армия распущена, но вместо этого страна согласилась на денежную компенсацию, которую в итоге получают русские солдаты за то, что притесняют своих финских «братьев». Вершина бессмысленности, по мнению Толстого.

Тут возразил Ольберг. Соотношение масштабов Финляндии и России таково, что сопротивление в любой форме повлечет за собой лишь ненужные жертвы.

Ответ Толстого прозвучал категорично и жестко: «Это неверное толкование. Граждан Финляндии нельзя заставить выплачивать России никакие суммы. Я допускаю, что у меня могут отнять лошадь или корову, прийти и взять. Но я не понимаю, как можно заставить кого-то деньгами из собственного кармана поддерживать того, кто причиняет тебе самому вред. Сам император Николай не сможет вынудить меня сделать это»577. Здравый смысл уже говорит нам, что нельзя отдавать средства на то, чтобы стрелять и убивать людей. Это может понять даже ребенок. Поразительно, что взрослые и образованные люди этого не понимали.

А как же санкции, напомнил Ольберг. «Да, они есть, это так, – согласился Толстой. – Но, поверьте мне, если, к примеру, в этом году найдется сто человек, которые по религиозным причинам откажутся идти в армию, выплачивать налог, поддерживающий вооруженные силы, и этих сто человек отправят за их отказ в тюрьму, то через год людей, которые последуют примеру заключенных, уже будет тысяча, а через два и того больше и т. д. В конце концов власть имущим придется отказаться от содержания армий для притеснения народа».

А как финский ландтаг намеревается реагировать на репрессивные меры со стороны России? Ответ, что парламент в соответствии с единодушной волей финского народа ни при каких условиях не согласится на все незаконные предложения российского правительства, Толстого удовлетворил. Нужно действовать по совести, не думая о последствиях. Их все равно не предугадать. Однако Толстому представлялось вероятным, что политика ландтага не принесет ослабления давления, а, напротив, приведет к тому, что в Финляндию будут направлены русские войска и она станет российской губернией.

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары