Северные гости Льва Толстого: встречи в жизни и творчестве

Через девять лет, в 1909‐м, Толстой держал в руках другое произведение Гёффдинга. В дневнике он записывает: «Читал Новую философию. Как искуственно, ненужно»974. Исследователи творчества Толстого предполагали, что речь идет о книге Гёффдинга «История новейшей философии: очерки философии от Канта до наших дней» (1900), русский перевод второй части «Den nyere Filosofis Historie» (1894). Но это ошибка. В дневнике Душана Маковицкого (15.08.1909) мы находим путеводную нить. Толстой говорит: «Я читал вашу975 книгу „Историю новейшей философии“ Геффдинга. Там есть и про французского философа Бутру, которого я не знал, а Мечников о нем пишет. Наша современная философия – это такая болтовня, это такая черта ребяческой самоуверенности, как у гимназиста, который прочел книгу и думает, что все знает»976. Однако в «Den nyere Filosofis Historie» имя Эмиля Бутру (1845–1921) не упоминается. Зато Гëффдинг посвящает ему одну главу в другой книге – «Moderne Filosofer» (1902), которая в 1907 году вышла и на русском под названием «Современная философия»977. В предисловии, написанном специально для русского издания, Гёффдинг, между прочим, сожалеет, что незнание русского языка не позволяет ему включить в книгу и русских мыслителей. Таким образом, именно эту книгу Толстой читал в 1909‐м. Он сделал вывод, что вопросы, которые ставят и на которые дают ответы современные философы (Гёффдинг, в частности, называет Вундта, Ницше и Уильяма Джеймса), плохо сформулированы, и тот, кто ищет смысл жизни, здесь ничего не найдет. Слова «искусственно и ненужно» относятся, прежде всего, к современной философии, а не к книге Гёффдинга.

В яснополянской библиотеке есть две совершенно иные работы Гёффдинга. «Sören Kierkegaard als Philosoph» (1896, «Сёрен Кьеркегор как философ») – это напоминание о том, что изначально Гёффдинг испытывал сильное влияние Кьеркегора. Упоминание Толстого в конце книги свидетельствует, что Гёффдинг был знаком с трудами русского писателя. Окончательным подтверждением тому служит статья «Problème et méthode de la psychologie de la religion» («Проблемы и метод психологии религии»), выдержка из «Rapports et comptes rendus du VI-me Congrès international de psychologie, tenu à Gèneve du 2 au 7 aoû 1909» (Женева, 1910, «Доклады и протоколы VI Международного конгресса психологов, состоявшегося в Женеве 2–7 августа 1909»). На отдельном листе, вложенном в статью, от руки написано: «Überreicht im Auftrage des Herrn Verfasser» («Вручается по просьбе автора»). Кто выступил посредником, нам неизвестно. Ни один из русских участников Шестого международного конгресса психологии в августе 1910 года не имел личных связей с Толстым.

Кнут Гамсун (1859–1952) 978

«Что вы думаете о Толстом?» В романе Кнута Гамсуна «Мистерии» (1892) этот вопрос задают Нагелю, загадочному чужаку, который тревожит население приморского городка отталкивающим поведением и странными историями. На дворе 1891 год, и Толстой уже известен в Норвегии979. «Толстой – великий и выдающийся человек», – отвечает Нагель и в следующую секунду признает, что его личное отношение к Толстому резко негативное980. В действительности Толстой – «один из самых активных глупцов современности»981. Его учение «ни на волос не глубже и не умнее славословий Армии спасения», а прикованное к нему внимание объясняется лишь тем, что учение звучит из уст графа-богача982. Толстой не мыслитель, он лишь популяризирует и упрощает готовые идеи. Одежда и крестьянский труд – это театр, любовь к бедным и изгоям – «показная доброта»983. Проповедуя нравственность, он работает на то, чтобы «постоянно осушать источники человеческой радости и делать мир гладким, как плоский камень»984. Аскет Толстой судит молодых, призывая их к отречению, когда его собственные жизненные силы иссякли. Эта неприкрытая критика со стороны Нагеля лишь немного смягчается в переработанном издании Гамсуна «Samlede verker» (1918, Собрание сочинений). Теперь Нагель показывает, что прочел и художественные произведения Толстого: «Мне нравятся „Анна Каренина“ и „Война и мир“»985.

Словесные выпады Нагеля вскрывают низкую самооценку персонажа, которая выражается в агрессивном иконоборчестве. Это собственные мысли Гамсуна? Когда Петер Ганзен сообщил ему, что в России в связи с переводом «Мистерий» на русский заметили «щенячий лай» Нагеля в адрес Толстого, Гамсун в ответном письме сказал, что это голос героя романа, а не автора. От своего лица он говорит, к примеру, в путевых заметках «I Æventyrland» (1903, «В сказочной стране»)986. Однако, как отмечает норвежский профессор Эрик Эгеберг, защита рушится987. Гамсун на самом деле и тут повторяет старые аргументы Нагеля.