Читаем Северные гости Льва Толстого: встречи в жизни и творчестве полностью

Более того, еще в 1889 году в рецензии к толстовскому сборнику «Om Livets Betydning» («О смысле жизни») Гамсун открыто заявил, что религиозное обращение Толстого стало большой потерей для литературы: «Печально видеть, как великий писатель погружается в искаженное религиозное сочинительство, а хуже всего видеть то, как научные поиски и устремления его злят»988.

Во время путешествия по Кавказу осенью 1899 года Гамсун размышляет о великих русских реалистах Тургеневе, Достоевском и Толстом. Несмотря на то что Достоевский – это человек Гамсуна (в 1910 году он пишет своей супруге Марии, что Достоевский – единственный писатель, который его чему-то научил, самый крупный из «русских гигантов»989), наибольшее внимание Гамсун все-таки уделяет Толстому. Величие Толстого не оспаривается. Гамсун прямо называет шедеврами «Войну и мир» и «Анну Каренину»: «Этим произведениям нет равных»990. Критика же вновь обрушивается на более поздние сочинения Толстого. Он увяз в ненастоящей роли, стал заложником позы. Как реалист, взялся за задачи, которые, по сути, не имеют отношения к писателю. Часть вины лежит и на читателях, которые начали воспринимать каждого писателя как владеющего истиной мыслителя, как источник мудрости. Проблема с Толстым заключается в том, что он не мыслитель. Его философия – это «смесь старых самоочевидных утверждений и удивительно незрелых собственных идей»991. «Крейцерову сонату» Гамсун даже комментировать не стал, только иронически упомянул, что здесь идеализируется «полное целомудрие и полное половое воздержание». Гамсун не может принять аскетизм Толстого, гаснущую жажду жизни, граничащую с отказом от земной жизни. Философия кратких рассказов «Много ли земли человеку нужно?» и «Какое богатство дал Бог человеку» Гамсуну вполне чужда992. Верно то, что мертвому нужно всего лишь три аршина земли, но живому нужен весь мир. Заключительные слова о Толстом, впрочем, звучат все-таки на удивление позитивно; Гамсун как будто сам испугался собственных суждений. Толстой, по его признанию, все-таки симпатичнее других мыслителей, поскольку «его душа безумно богата и неисчерпаема»993.


Жесткие отзывы Гамсуна Толстой, по-видимому, не заметил994. Гамсун не сразу стал частью его культурного пространства. «Есть ли новые выдающиеся писатели в Норвегии?» – интересуется Толстой у Марка Левина в феврале 1910 года. «Кнут Гамсун», – отвечает тот. Имя ничего не говорит Толстому, он спрашивает, какие пьесы Гамсун написал. Важной причиной поездки Левина в Россию были на самом деле переговоры с Московским Художественным театром о постановке драмы Гамсуна «Livet ivold» («У жизни в лапах»), поэтому он охотно рассказывает о драматургии Гамсуна. Но названия пьес Толстому тоже оказались незнакомыми995. Софья Андреевна, правда, видела «Livets Spil» («Игра жизни») в постановке Художественного театра в мае 1907 года во время визита в Петербург996, но сам Толстой в последние годы испытывал глубокое недоверие к современной художественной литературе и мало читал.

В Россию Гамсун пришел в 1892 году с переводом романа «Sult» (1890, «Голод»)997. Через несколько лет он уже культовая фигура, а примерно в 1910 году наступает пик его популярности. Одновременно выходят два собрания сочинений, каждое – рекордно крупным для России тиражом. В 1910 году увидела свет первая биография Гамсуна, написанная его русской переводчицей Марией Благовещенской и дополненная литературоведческим анализом критика Александра Измайлова.

Волна интереса к Гамсуну оставила Толстого безучастным. Позднее он утверждал, что на самом деле что-то читал из Гамсуна, неясно что, и прочитанное убедило его, что это несерьезный автор998. Легкой рукой Толстой поместил норвежца в большую компанию современных писателей-декадентов, чьи взгляды были далеки от его собственных. Когда кто-то из посетителей поинтересовался мнением о Гамсуне, Толстой посчитал вопрос несущественным: «Таких кнутов гамсунов в художественной области – легион, а в политико-экономической области, то есть в области общественных вопросов, – море»999. Раньше читали классиков, чтобы быть образованными, теперь же вместо этого довольствуются фактами о Руссо и Гюго из энциклопедий и читают самых последних модных писателей: «Как этот? Грут, Кнут… Кнут Гамсун!..»1000 Его читали, но Толстой советовал молодежи противоположное: читайте только ту литературу, которая старше шестидесяти лет (цифра была выбрана с тем, чтобы нельзя было включить сюда его собственные произведения).

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары