Северные гости Льва Толстого: встречи в жизни и творчестве

Двадцать первого сентября их совместная работа завершилась, а на следующий день Толстой написал сопроводительное письмо главному редактору газеты Stockholms Dagblad, в котором рекомендовал своего переводчика Ланглета как «un jeune homme Suédois de beaucoup de talent» («молодого и очень талантливого шведа» – фр.)345. Если статья будет опубликована, Толстой хотел бы получить газету, но в закрытом конверте, чтобы избежать цензуры.

Последнее утро в Ясной Поляне Ланглет провел в кабинете Толстого, слушая его «блестящие изложения о современных политических и социальных отношениях в России, иллюстрируемые красочными и характерными примерами прямо из жизни»346. Толстой показал ему два письма: от высланного из страны сторонника и от одного известного голландца, который стремился хотя бы частично жить по принципам Толстого. И если первое письмо было полно решимости, то голландец переживал до некоторой степени тот же конфликт, что и сам Ланглет, – трудный выбор между жизнью во имя других и жизнью ради личных интересов, выбор между сердцем и разумом.

За три наполненных трудами дня Ланглет смог ближе познакомиться и со Львом Львовичем, сыном Толстого, «необычайно симпатичным, благородным и добросердечным человеком, унаследовавшим многие отцовские качества»347. Насколько можно было заметить, между отцом и сыном царили теплые и сердечные отношения. Ланглет провел много приятных часов в обществе Льва Львовича и его супруги-шведки.

Когда Ланглет прекрасным осенним днем отбыл верхом из Ясной Поляны в направлении Петербурга, Лев Львович выехал вместе с ним, чтобы немного проводить гостя. Они расстались в Козловке, надеясь встретиться снова, возможно в Швеции. И они действительно встретились. И если Лев Львович со временем все более отдалялся от отцовского альтруизма, то Ланглет много позднее, уже во время Второй мировой войны, жил в подлинно толстовском духе. Во время немецкой оккупации Будапешта он спас от нацистского преследования тысячи евреев и представителей других национальностей.

Прибыв в Швецию, Ланглет написал Толстому из своего имения Спетебюхалль, Лербу. На обратном пути он две недели прожил в Петербурге. Большой интерес к его путешествию проявил писатель Владимир Короленко, предложивший ему написать статью для журнала «Мир Божий». Лошадь пришлось оставить в Або, откуда Ланглет отправился в Швецию по морю. В Стокгольме он встретился с редактором Stockholms Dagblad и передал открытое письмо Толстого, которое было опубликовано и вызвало большие дебаты, pro et contra. Ланглет начал писать книгу о своей поездке в Россию, но одновременно хотел перевести на шведский новую работу Толстого «Что такое искусство?» и выражал готовность приступить к работе немедленно после получения рукописи и разрешения Толстого. В процессе работы он хотел бы лично консультироваться с писателем348. План не осуществился. Шведский перевод Толстого и в этот раз был сделан Вальборг Хедберг.

Не получив ответа, Ланглет написал новое письмо (06.01.1898), которое послал через своего московского друга-эсперантиста. Теперь он интересовался, получил ли Толстой газету Svenska Dagbladet со статьей о духоборах и Нобелевской премии мира. Может быть, невестка Дора Вестерлунд смогла бы ее перевести? На сей раз Толстой пометил на конверте Ланглета «отв[етить]». Но ответное письмо не найдено, а факт его существования не зафиксирован в списке сохранившихся писем Толстого из тома 70 Полного собрания сочинений.

Аксель Гермониус – 1897

Когда-то Аксель Гермониус (1860–1912) был уважаемым главным редактором «Петербургской газеты», однако из‐за ряда нарушений был вынужден спешно покинуть Петербург и искать средства к существованию в других местах. Его приняли на службу в «Одесский листок», и именно по поручению популярной провинциальной газеты он в октябре 1897 года прибыл в Ясную Поляну. Журналиста интересовало состояние здоровья и актуальное литературное творчество писателя.

Толстой рассказал Гермониусу об открытом письме в защиту преследуемых сектантов, о предисловии к русскому переводу работы социалиста Эдварда Карпентера «Modern Science: A Criticism» («Современная наука: Критика») и об исследовании «Что такое искусство?», которое вскоре должно было выйти в свет. Они поговорили о греко-турецком конфликте на беспокойном Кипре и об отношениях между христианством и исламом. Толстой, воспользовавшись случаем, с негодованием отверг слухи о том, что он планирует отправиться в кругосветное путешествие.

По прошествии часа, когда пришло время прощаться, Толстой внезапно спросил: «Скажите, пожалуйста, какого происхождения ваша фамилия? Не финляндская ли?» Гермониус утвердительно кивнул. «И вы говорите по-шведски?» Конечно, ответил журналист, на что Толстой воскликнул: «Чудная страна, Финляндия! Я никогда не бывал в ней, но так много слышал об ней… Вот невестка моя была бы рада услышать родную речь!»349