Северные гости Льва Толстого: встречи в жизни и творчестве

Стадлинг уезжал из Швеции с приглашением посетить Ясную Поляну, полученным от Льва Львовича и Доры. На обратном пути в конце ноября – начале декабря 1898 года он сошел с курьерского поезда в Туле, чтобы на несколько дней остановиться в имении Толстого373. Там его встретили с радушным гостеприимством. Толстого, впрочем, на месте не оказалось: в тот день, несмотря на метель, он уехал верхом к брату Сергею, жившему в сорока километрах от Ясной Поляны.

Тем же поездом, которым приехал Стадлинг, прибыло письмо, адресованное Льву Львовичу из деревни Патровка, где во время голода 1892 года находился центр помощи нуждающимся. Этот район снова пострадал от голода и нуждался в поддержке. Пятьсот крестьян подписали обращение к прежнему благодетелю. Лев Львович был тронут: «Это словно задумано свыше, вы приехали и одновременно пришла петиция от нуждающихся в Самаре. Возможно, это знак для нас снова отправиться туда вместе, чтобы облегчать их страдания»374. Вскоре после визита Стадлинга Лев действительно поехал в Самарскую губернию, чтобы на месте изучить ситуацию и начать сбор помощи пострадавшим.

Толстой, вернувшийся домой верхом на следующий день, нашел постыдным положение, при котором Россия не может предотвратить повторные неурожаи. Он мрачно прокомментировал: «Неестественно и странно из года в год пытаться побороть хроническую нужду – милостыней! Выкорчевывать зло нужно, начиная с корней…»375 Он сам тоже весной посещал районы, пострадавшие от нового голода, и проследил за тем, чтобы народные кухни возобновили работу. В статье «Голод или не голод?», опубликованной в сокращенном виде в журнале «Русь» (02–03.07.1898), он утверждал, что речь должна идти скорее даже не о голоде, а о хроническом недоедании на протяжении двух десятилетий. В народе укоренились безразличие и неверие в возможность исправить положение, полагал Толстой, и образованному классу нужно проявлять солидарность по отношению к крестьянам и признавать их человеческое достоинство. То есть с 1892 года ничего не изменилось.

Стадлингу довелось повидаться и с Софьей Андреевной, приехавшей в Ясную Поляну на один день из Москвы. Она сильно изменилась после смерти маленького Вани, случившейся три года назад. В Ясной Поляне находились также сестры Татьяна и Мария. После работы с голодающими в 1892 году Мария серьезно болела, и Стадлинг узнал ее только после того, как она напомнила ему об их поездке в непогоду в Пеньки. Она рассказала о продолжении работы с голодающими и о последствиях нужды. По ее словам, на наиболее пострадавших территориях умерло до четырех миллионов человек.

Толстого интересовала поездка Стадлинга. Что именно заставило его отправиться в рискованное путешествие по Сибири на поиски соотечественников – возможно, угрызения совести шведской общественности? Стадлинг ответил отчасти утвердительно. Однако у него был и личный интерес к Андре и его товарищам, поскольку он присутствовал при их отбытии со Шпицбергена. Стадлинг рассказал о коренных народах северного побережья и о единомышленниках Толстого, духоборах, часть которых выслали на земли у реки Алдан к северо-востоку от Якутска, где им приходится преодолевать нужду и лишения. Говоря о потерях, которые несет Россия, отправляя толковых людей, вроде этих сектантов, в ссылку или за границу, Стадлинг качал головой. Толстой, напротив, воспринимал это спокойно: «Так же, как и я, они не считают какую-либо страну своей. Здесь, в России, им жить трудно. Поэтому они переселяются туда, где условия лучше. Это совершенно естественно»376.

У Толстого был еще один интересовавший его лично вопрос, который касался впечатлений Стадлинга о Сибири. В романе «Воскресение», над которым он тогда работал, была глава о ссылке. Эту главу он прочел Стадлингу вслух, и тот заметил: «Он говорит не только губами, а всем своим существом»377. Самые будничные вещи становились увлекательными, если о них рассказывал Толстой.