Сговор остолопов

– Ну мы же должны как-то его утихомирить. Мой клапан не в силах вынести неврозы этого психически неуравновешенного моряка в таких количествах. Мы должны вежливо дать ему отставку от нашего движения. Он просто не соответствует уровню. Любой почует исторгаемый им тяжелый мускус мазохизма. Он в данный момент завонял им уже все апартаменты для прислуги. А помимо этого, мне кажется, он довольно-таки пьян.

– И ты меня тоже ненавидишь, чудовище, – завопил морячок Игнациусу.

Тот крепко приложил Тимми по макушке абордажной саблей, и мореход испустил жалобный стон.

– Одному всевышнему известно, какие испорченные фантазии поселились у него в голове, – заметил Игнациус.

– Ох, шмякните его еще, – счастливо зачирикал Дориан. – Как это весело!

– Пожалуйста, снимите же с меня эти ужасные цепи, – взмолился морячок. – У меня весь матросский костюмчик уже ржавый.

Пока Дориан отпирал кандалы ключиком, обычно хранившимся на дверной притолоке, Игнациус рассуждал:

– Знаете, кандалы и цепи в современной жизни обладают такими функциями, о которых пылкие и рьяные изобретатели их в более простые ранние века и не помышляли. Если бы я проектировал пригородные районы, я бы прикреплял хотя бы по одному комплекту к стенам каждого нового ранчо из желтого кирпича, к каждому смещенному уровню дачного особняка. Жители пригородов, устав от телевидения и пинг-понга, или чем они там еще занимаются в своих домишках, могут для разнообразия немножко заковывать друг друга. Всем очень понравится. Жены будут хвастаться: «Мой вчера вечером посадил меня на цепь. Изумительно. А твой тебе так делает?» Детишки же будут спешить домой из школы, к матерям, которые ждут не дождутся, чтобы надеть на них кандалы. Это поможет развивать в детях воображение, которого они лишены из-за телевидения, а также благотворно снизит уровень детской преступности. А когда вернется отец, все семейство будет поджидать его, чтобы схватить и приковать за то, что он, как последний олух, весь день корячился на работе, силясь их прокормить. Назойливую пожилую родню следует сажать в колодки в гараже, а руки им освобождать только раз в месяц, чтобы могли подписать пенсионные чеки. Кандалы и цепи всем могли бы обеспечить лучшую жизнь. Я должен уделить этой мысли некоторое пространство в своих заметках и набросках.

– Ох, дорогой же ж мой, – вздохнул Дориан. – Вы когда-нибудь заткнетесь или нет?

– У меня все руки и правда в ржавчине, – захныкал Тимми. – Ну погодите – доберусь я до этих Билли с Раулем.

– Наша маленькая конвенция, кажется, проходит весьма непокорно, – заметил Игнациус по поводу шума буйного веселья, долетавшего из квартиры Дориана. – Очевидно, чувства, вызываемые вопросами повестки дня, поражают более чем один нервный ганглий.

– Ой, матушки, я лучше не буду на это смотреть, – сказал Дориан, толчком распахивая застекленную паутинку французской провинциальной двери.

Внутри Игнациус увидел кишащую массу народа. Сигареты и бокалы для коктейлей дирижерскими палочками летали в воздухе, управляя симфонией болтовни, визга, пения и хохота. Из недр гигантского стереофонического фонографа сквозь назойливый шум толпы пробивался голос Джуди Гарланд[80]. Кучка молодых людей – единственная неподвижная композиция в зале – стояла перед фонографом, точно перед алтарем. «Божественно!» «Фантастика!» «Так человечно!» – говорили они о голосе электрической скинии.

Изжелта-небесный взор Игнациуса перебегал с этого ритуала на остальное пространство залы, где гости атаковали друг друга разговорами. Ткани в елочку, в полоску, поярковые и кашемировые сливались в сплошные мазки, а руки и пальцы разрывали воздух разнообразием изящных жестов. Ногти, запонки, перстни на мизинцах, зубы, глаза – все сверкало. В центре одной кучки элегантных гостей ковбой щелкнул маленькой плеткой для верховой езды кого-то из своих поклонников – в ответ раздались преувеличенные взвизги и довольное хихиканье. Посреди другой группы стоял какой-то оболтус в черной кожанке и, к немалому восторгу своих бесполых учеников, показывал захваты дзюдо. «Ох, научи меня тоже», – завопил кто-то из свиты борца, когда другого элегантного гостя скрутили в непристойную позицию, а затем швырнули на пол, и он приземлился под грохот запонок и прочей бижутерии.

– Я приглашал только лучших, – сообщил Дориан Игнациусу.

– Боже милостивый, – поперхнулся слюной тот. – Я уже вижу: у нас будет много сложностей с привлечением консервативных деревенских избирателей из числа батраков-кальвинистов. Нам необходимо перестроить свой имидж в соответствии с линией, отличной от той, что я наблюдаю здесь.

Тимми, пожиравший глазами быдловатого кожана, что крутил и бросал оземь нетерпеливых партнеров, вздохнул:

– Как весело.