Сговор остолопов

– Эту либеральную профурсетку следует насадить на член особо крупного жеребца, – свирепо пробормотал Игнациус.

– Что? Что такое, мальчик?

Игнациус, на подходе очень серьезный надрыв. Ты должен сделать что-нибудь. Даже добровольная работа в больнице выдернет тебя из апатии, а также, вероятно, окажется необременительной для твоего клапана и других вещей. Выбирайся из этого утробоподобного дома хотя бы на час в день. Ходи на прогулки, Игнациус. Смотри на деревья и птичек. Пойми – жизнь вздымается волнами вокруг тебя. Твой клапан закрывается, поскольку считает, что живет в мертвом организме. Раскрой свое сердце, Игнациус, – и откроешь свой клапан.

Если у тебя имеются какие-то сексуальные фантазии, опиши их в подробностях в своем следующем письме. Возможно, мне удастся интерпретировать их значение и помочь тебе в этом твоем психосексуальном кризисе. Еще в колледже я говорила тебе много раз, что ты неизбежно вступишь в подобную психотическую фазу.

Мне показалось, тебе было бы интересно узнать: я только что прочла в «Общественном отвращении», что в Луизиане – самый низкий уровень грамотности в США. Выбирайся из этого бардака, пока еще не поздно. На самом деле я не обиделась на то, что ты написал о лекции. Я понимаю твое состояние, Игнациус. Все члены моей группы групповой терапии следят за развитием твоего случая с интересом (я пересказала им твою проблему по пунктам, начиная с паранойяльной фантазии и дополняя некоторыми комментариями об истории вопроса), и все они желают тебе успеха. Если б я не была так занята лекцией, то пустилась бы в давно обещанную инспекционную поездку и навестила бы тебя лично. Держись там, пока мы снова не встретимся.

М. Минкофф

Игнациус ожесточенно сложил, затем скомкал пакет из «Мэйсиз» и запустил им в мусорное ведро. Миссис Райлли посмотрела на побагровевшее лицо сына и спросила:

– Чего этой девчоночке надо? Чего она сейчас поделывает?

– Мирна готовится истошно вопить на какого-то несчастного негра. Прилюдно.

– Ай, какой же ж ужас. Хороших же ж ты себе подружек подбираешь, Игнациус. Этим темненьким и так же достается, мальчик. Да и дорожка у них тяжкая, к тому ж. Трудно жить, Игнациус. Сам потом поймешь.

– Благодарю вас, – по-деловому сухо ответил Игнациус.

– Ты ж знаешь эту несчастную темненькую старушку – она еще пралине перед кладбищем продает. Ай, Игнациус, как же ж мне ее жалко. Как-то вижу – стоит в тряпишном пальтеце, все в дырках, а на улице такая холодина. И вот я ей говорю: «Эй, милочка, вы же ж простынете, коли тряпишное пальтецо такое, все в дырках, носить будете». А она мне…

– Я вас умоляю! – бешено заорал Игнациус. – Я сейчас не в настроении выслушивать диалектальные истории.

– Игнациус, послушай же ж меня. Старушка жалостная такая, вот. И говорит мне: «Ох, да что ж мне эта холодрыга, сладенькая моя. Я же к ней привыкла». Вот же храбрая какая, нет? – И миссис Райлли с чувством взглянула на Игнациуса, ища согласия, однако удостоилась лишь презрительной ухмылки усов. – Это же что-то ж, а? И знаешь, что я сделала, Игнациус? Даю ей четвертачок и говорю: «Вот, дорогуша, сходи купи себе безделушку какую для своих внучат».