– Хотелось бы мне посмотреть, как такой каторжанин будет легавым доказывать, что он правду говорит, – особенно если я им скажу, что ты в мою кассу лапы запускал.
– Что тут у вас такое? – поинтересовалась Дарлина, выглядывая из-за занавесочки.
– Я куда лапы тут запускал, так тока в ведерко с грязной водой.
– Тут мое слово против твоего. На тебя полиция давно глаз положила. Им теперь только за одно слово уцепиться – от старой своей приятельницы вроде меня. Кому, ты думаешь, они скорее поверят? – Лана посмотрела на Джоунза: промолчал он красноречиво. – А теперь марш к фонографу.
Джоунз швырнул метлу в кабинку и поставил пластинку «Чужак в раю».
– Ладно, толпа, мы уже идем, – крикнула Дарлина, выскакивая на сцену с какаду на руке. На ней было вечернее платье из оранжевого атласа, с низким вырезом, а на самой верхушке высоко взбитой прически торчала большая искусственная орхидея. Дарлина совершила несколько неуклюже сладострастных телодвижений в сторону вешалки, а какаду тем временем неустойчиво покачивался у нее на руке. Зацепившись за вешалку одной рукой, она нелепо прильнула тазом к шесту и вздохнула:
– Ох-х!
Какаду пересел на нижнее кольцо и при помощи клюва и когтей начал карабкаться к вершине. Дарлина виляла бедрами и вращала тазом в каком-то оргиастическом неистовстве, то и дело стукаясь о вешалку, пока птица не оказалась на уровне ее талии. Тут она подсунула какаду колечко, вшитое в бок платья. Попугай схватился за него клювом, и платье распахнулось.
– Ох-х! – вздохнула Дарлина, подскочив к краю маленькой эстрады, чтобы продемонстрировать публике белье, видневшееся в прорехе. – Ох. Ох.
– В-во-о!
– Хватит, хватит! – заорала Лана и, вскочив с табурета, выключила фонограф.
– Эй, да в чем дело же? – обиженно спросила Дарлина.
– Паршиво все – вот в чем дело. Для начала, ты одета, как уличная потаскуха. Мне в моем клубе нужно красивое, изысканное представление. У меня приличный бизнес, дурища.
– В-во!
– А в этом оранжевом платье ты вылитая шлюха. И что это за блядские звуки ты издаешь все время? Ты напоминаешь в жопу пьяную нимфоманку, которая отрубается в проходном дворе.
– Но Лана…
– Птица – нормально. Смердит от тебя. – Лана воткнула сигарету в коралловые губы и прикурила. – Надо все переделать. А то, похоже, у тебя мотор отказал или типа того. Я этот бизнес знаю. Стриптиз для бабы – оскорбление. А тем уродам, которые к нам сюда ходят, хочется, чтобы обижали совсем не девку.
– Й-их! – Джоунз нацелил свою тучку дыма на облако Ланы Ли. – А мне почудилось, вы сказала, суда по ночам тока красивые и зысканые ходют.
– Заткнись, – отозвалась Лана. – Дарлина, слушай сюда. Девку обидеть – не фокус. А этим придуркам хочется, чтоб оскорбляли и раздевали миленькую чистенькую девственницу. Ты ж
– А кто сказал, что я не изысканная? – рассердилась Дарлина.
– Ладно. Изысканная. Только будь изысканной и у меня на сцене. Вот что всему придает
– Ууу-иии. Да «Ночью тех», глядишь, и Аскаˊру хватанет за такой скриптакыль. И попрыгай тоже себе получит.
– Марш мои полы мести.
– Ща, разбежался, Карла Во-Харя.
– Секундочку! – заорала Лана в лучших традициях режиссера музыкального фильма. Ей всегда доставляли удовольствие театральные аспекты ее профессии: играть роли, позировать, составлять живые картины, разводить мизансцены. – Вот она.
– Кто – она? – спросила Дарлина.
– Идея, дурища, – ответила Лана поверх сигареты, которую держала у самых губ, точно режиссерский мегафон. – Смотри, как
– Слушай, а мне нравится, – восторженно сказала Дарлина.
– Еще б не нравилось. Теперь послушай меня. – Мысли Ланы заскакали во весь опор. Это представление может оказаться ее театральным шедевром. У какаду есть все качества, чтобы стать звездой. – Мы достанем тебе большое платье, как на плантации, кринолин, кружева. Шляпку с широкими полями. Парасольку. Очень изысканно. Волосы распустим по плечам, локонами. Ты возвращаешься с грандиозного бала, где куча южных джентльменов пыталась тебя всю общупать за жареными цыплятами и свиными подгрудками. Но ты им всем от ворот поворот дала. Почему? Да потому что ты – леди, черт возьми. Ты выходишь на сцену. Бал окончен, но честь твоя осталась тебе незапятнанной. У тебя с собой птичка, ты хочешь пожелать ей спокойной ночи и говоришь: «Столько кавалеров на балу было, дорогуша, но честь моя осталась незапятнанной». И тут чертова птица начинает хватать тебя за платье. Ты шокирована, ты удивлена, ты невинна. Однако слишком изысканна, чтобы это прекратить. Поняла?
– Это клёво, – сказала Дарлина.
– Это – драма, – поправила ее Лана. – Ладно, давай попробуем. Маэстро – музыку.