Сговор остолопов

– Что? – взорвался Игнациус. – Так вот куда утекает вся наша прибыль. В то время, как я доведен чуть ли не до попрошайничества на улицах, вы швыряетесь нашими деньгами направо и налево каким-то жуликам. Все одеяние этой женщины – декорация. У нее возле этого кладбища – чудеснейшее, выгоднейшее местоположение. Вне всякого сомнения, она зарабатывает в десять раз больше меня.

– Игнациус! Она же ж вся нищая, – печально вымолвила миссис Райлли. – Вот был бы ты таким же храбреньким, как она.

– Понимаю. Теперь меня сравнивают с дегенеративной старой мошенницей. Хуже – я проигрываю в этом сравнении. Моя собственная мать осмеливается так меня чернить. – Игнациус тяжело опустил лапу на клеенку. – Что ж, с меня довольно и этого. Я направляюсь в гостиную смотреть программу «Медвежонок Йоги». Между своими перерывами на возлияния принесите мне чего-нибудь перекусить. Мой клапан криком исходит, жаждуя утоления голода.

– Заткнитесь, вы, там! – завопила из-за своих ставней мисс Энни в тот момент, когда Игнациус завернулся в рабочий халат и величаво проследовал в прихожую, размышляя над своей самой главной проблемой: организацией свежего наскока на дерзость маленькой распутницы. Штурм гражданскими правами потерпел фиаско из-за дезертирства в рядах наступавших. Но должны последовать новые атаки, кои следует начинать в сферах политики и секса. Предпочтительно – политики. Стратегия заслуживала его неослабного внимания.

II

Лана Ли размещалась на табурете у стойки бара: ноги в жженого цвета замшевых брюках скрещены, мускулистые ягодицы крепко прижимают табурет к полу, приказывая мебели поддерживать ее в идеально вертикальном положении. Стоило ей слегка шевельнуться, сильные мышцы нижних щек оживали и мягко охватывали табурет, не позволяя ему пошатнуться или накрениться даже на дюйм. Мышцы обтекали подушку, не давая эрекции табурета ослабнуть. Долгие годы практики и употребления превратили Ланино мягкое место в необычайно многоцелевой и ловкий инструмент.

Собственное тело всегда изумляло ее. Она получила его бесплатно и ничего более полезного за всю свою жизнь не приобрела. В те редкие мгновения, когда Лана Ли становилась сентиментальна или даже набожна, она благодарила Господа за доброту Его – за то, что вылепил ей такое тело, с которым можно дружить. Она воздавала за этот дар сторицей, великолепно ухаживая за ним, грамотно обслуживая и снабжая его с бесстрастной точностью механика.

Сегодня у Дарлины была первая генеральная репетиция. Сама она появилась несколько раньше с большой коробкой для платья и исчезла за кулисами. Лана рассматривала Дарлинино приспособление на сцене. Столяр соорудил ей подставку, напоминавшую вешалку для шляп, только вместо крючков к верхушке были присобачены большие кольца, а три кольца поменьше болтались на цепочках разной длины. Те эпизоды выступления, которые Лана до сих пор наблюдала, не выглядели многообещающими, но Дарлина уверяла, что костюм преобразит ее ревю в несравненную красоту. Жаловаться Лане было не на что. С учетом всех обстоятельств, она была даже рада, что Дарлине и Джоунзу удалось ее уговорить, и она разрешила девчонке выступать: по дешевке получила развлекательную программу. И следовало признать – попугай оказался великолепен, умелый и профессиональный артист, почти компенсировавший человеческие недостатки выступления. Пусть в других клубах на улице будут тигры, шимпанзе и змеи. У Ланы в рукаве – птичьи дела, а своеобразное знание некоего аспекта человеческой природы Лане подсказывало, что птичьи дела могут в самом деле взлететь очень высоко.

– Все, Лана, мы готовы, – крикнула из-за кулис Дарлина.

Лана бросила взгляд на Джоунза, подметавшего кабинки в туче сигаретного дыма и пыли, и сказала:

– Ставь пластинку.

– Прошу прощенья. Чтоб пласты еще крутить, надо трицать в неделю получать. В-во!

– Поставь метлу и марш к фонографу, пока я в участок не позвонила! – заверещала Лана.

– А вы слазь с тубаретки и марш к фыногру сама, пока я в ухрясток не позвонил и не сказал там падлиции, чтоб они, мамки, твово дружка-сиротку поискали, раз уж пропал. Ууу-иии.

Лана попыталась разглядеть выражение лица Джоунза, но глаза его оставались невидимы за дымом и темными очками.

– Эт-то еще что такое? – наконец спросила она.

– Да вы тока сифлис сиротке и давала, больше ничо. В-во! И не вешай мне тут гавно ни про какой мамаёбаный фыногр. Я тока разведыю все про этих сироток, так сразу падлицию сам и позвоню. Надоело мне уже в этом вашем бардаке впахивать ниже минималой заплаты, да еще шанташ мне тут шьют.

– Эй, ребятки, а где ж наша музыка? – раздался нетерпеливый голос Дарлины.

– И что ты фараонам докажешь? – выпытывала у Джоунза Лана.

– Эй! Так тута, значть, вправду с сиротками шашли-машли. В-во! Я давно знаю. Так если вы нащот меня падлицию звонить собираисси, я падлицию сам тебе позвоню нащот вас. Чилифоны в падлицейной управе точно все сразу зазвенят. Ууу-иии. А теперь дай мне тихо-мирно тряпкой да веником махать. Пласты крутить – слишком умно для черных публик. Я, наверно, вашу машину поломаю.