Шаманизм

В последнее время собрано много интересных сведений о деятельности якутских шаманов. В большой статье о верованиях якутов автор, скрывающийся под инициалами В. С-ский, описывает подробно в «Сибирском сборнике» шаманство у этих инородцев. Шаман лечит все болезни, но преимущественно якутские. Якутскими считаются таинственные нервные недуги: истерика, сумасшествие, судороги, хорей, затем бесплодие, родильная горячка и иные женские болезни, болезни внутренних органов, всякого рода нарывы, раны, головные боли, воспаление глаз, ревматическая лихорадка, тифозная горячка, воспаление легких и гортани. Известные болезни шаманы отказываются лечить, как, например, понос, скарлатину, оспу, корь, сифилис, золотуху и проказу. Особенно боятся они оспы, остерегаясь даже шаманить в том доме, где была оспа. Все болезни происходят от злых духов, поселяющихся в человеке, и приемы лечения направлены к изгнанию или задабриванию непрошеных гостей. Самый несложный способ – это лечение огнем. В Колымском округе у одного парня разболелся и стал нарывать случайно зашибленный палец. Решено было, что в пальце поселился злой дух «ер». Желая его оттуда выгнать, больной взял горячий уголь и стал раздувать его около нарыва. Когда обожженное тело лопнуло с легким треском, то больной, самодовольно улыбаясь, сказал присутствующим: «Видели, как выскочил?» К другим домашним средствам для облегчения страданий относится бряцание железа, шум, громкие крики и т. п. Когда простое лечение не помогает, то якуты обращаются к шаману; тот является заступником за несчастных и посредником между людьми и духами в их столкновениях. Обязательства, которые он берет на себя, нелегки, борьба, которую он ведет, опасна. Автор статьи описывает ту часть шаманского обряда, которая остается всегда неизменной и является его остовом, закрепленным обычаем. Позванный к больному шаман, появившись в юрте, занимает место на самой почетной наре – в углу против огня, у стены направо, если повернуться лицом к отверстию камина и выходу. Растянувшись на своей белой кобыльей коже, лекарь лежит, ожидая ночи и того часа, когда можно начать колдовство. Все это время его кормят, поят и чествуют. Наконец солнце село, сумерки подвигаются, в юрте делают торопливые приготовления к шаманству: подметают пол, колют дрова и лучину, варят особенно сытный и вкусный ужин. Мало-помалу собираются соседи, размещаются на скамьях вдоль стенок, мужчины – с правой стороны, женщины – с левой. Разговоры ведутся особенно строго и сдержанно, движения посетителей плавны и медленны. Когда все поужинают, шаман, присевши на краю нар, медленно расплетает косички, что-то бормоча и отдавая различные приказания. Он по временам нервно и искусственно икает, отчего все его тело странно содрогается. Глаза кудесника не глядят по сторонам, они или опущены, или уставлены неподвижно в одну точку, обыкновенно в огонь. Огонь понемногу потухает, юрту наполняют густые сумерки, двери запираются, и наступает почти полное молчание. Шаман медленно снимает с себя рубаху и надевает свой волшебный кафтан, затем, взяв закуренную трубку, он долго курит, глотая дым. Икота становится громче, дрожь еще трепетнее. Вот лекарь кончил курить, лицо его бледно, голова низко опущена, глаза полузакрыты. В это время на середине юрты успели положить белую кобылью кожу. Шаман, взяв ковш холодной воды, выпивает несколько больших глотков и медленным сонным движением отыскивает на скамье приготовленные заранее кнут, ветку или колотушку бубна. Затем он выходит на середину юрты и, сгибая четыре раза правое колено, совершает торжественный поклон на все четыре стороны света, причем брызжет кругом себя изо рта водой. В огонь бросают горсть белых конских волос и окончательно его тушат. При слабом мерцании угольев виднеется еще некоторое время в темноте неподвижная фигура шамана, сидящего, понурив голову, держа перед грудью громадный, как щит, бубен. Лицо его обращено на юг. Все сидящие на скамьях притаили дыхание, и среди непроглядной тьмы слышно только невнятное бормотание и икание кудесника. Наконец и эти звуки затихают; на мгновение водворяется мертвая тишина. Немного спустя раздается одинокий, резкий, как лязг железа, сдержанный зевок и вслед за ним, где-то в покрытой тьмою юрте, громко, четко и пронзительно прокричит сокол или жалобно расплачется чайка. После нового промежутка начинается легкая, как комариное жужжание, дробь бубна: шаман начинает свою музыку. Вначале нежная, мягкая, неуловимая, потом нервная и произвольная, как шум приближающейся бури, музыка все растет и крепнет. На общем ее фоне поминутно выделяются дикие крики: каркают вороны, смеются гагары, жалуются чайки, посвистывают кулики, клекочут соколы и орлы. Музыка растет, удары по бубну сливаются в один непрерывный гул: колокольчики, погремушки, бубенчики гремят и звенят, не уставая. Это целый поток звуков, готовый совершенно поглотить сознание присутствующих. Вдруг все обрывается; еще один-два мощных удара по бубну, и волшебный инструмент падает на колени шамана. Все разом умолкает. Прием этот повторяется с небольшими изменениями несколько раз. Когда шаман подготовил таким образом всех присутствующих, музыка изменяет темп, к ней присоединяются отрывочные фразы песни, отличающиеся мрачным тоном: