– Фрау Армина, – устало вздыхает Гриф, – не думал, что мне будет с вами так нелегко. Хотя, вру, конечно, – думал. Не желаете побеседовать со мной? – молчу. – А я вот настроен на беседу. Смотрите, – он указывает куда-то в маленькое окошко, – там ваш напарник, – хитро вглядывается в мое лицо, – или возлюбленный? Ах, фрау Армина, нехорошо! Очаровали нашего капитана вместо того, чтобы спасти того, кто на самом деле готов отдать за вас жизнь! – он замотал головой, как китайский болванчик, цокая языком. – Для комитетника же как: он женат на профессии, а уж женщина – дело второе. Ну-с: фамилия, место рождения, род деятельности? Ну же, фрау Армина, одно слово – и все это прекратиться! Ведь это сущий для вас кошмар, признайтесь! А темная вода, а еда? Вы ведь так давно не принимали приличный душ. А вот горничная уже вовсю обнимает своих внуков. Чем не идиллия? Неужели и вам не хочется увидеть любимых людей? Или любимого человека? Кто он? Не тот ли черноволосый красавец, который висит нагишом с перевязанными руками и ногами? – он пытливо высматривает иную перемену в моем лице. Я не смотрю в маленькое окошко, опасаясь правдивости слов этого идиота. – Ну так что? Вы совсем ничего не помните? Совсем ничего не можете мне рассказать?
Все люди Белой Земли так красивы! Не отталкивают даже отпечатки глубокой старости и изуродованные тяжкими недугами тела. Но одна красота – первородная, простая, как мир; иная – жестока в своем воплощении, ибо действие противоречии оболочке.
В лице Грифа сокрыта притягательность опасного цветка, – безобидной папараць кветки, что хищником затаится в чаще мрачного леса, расцветет и засияет во всей своей красе, – а потом поглотит тебя и утащит в саму преисподнюю, где вспомнится каждая минута жизни, где превратишься в подножный корм. Ничтожество.
В чем сила этой красоты? Она лишь губит.
Пытки этого круга он осуществлял собственноручно. Когда я отключалась, окатывал тело ледяной водой, чтобы проснулась. Таскал за волосы. Это длилось бесконечно. Крики превратились в писк. Изо рта текли потоки крови. От металлического привкуса бросало в тошноту. Во всем теле – ни одного живого места, куда не попадал бы тот или иной удар. В конце концов, в один из разов ему не удалось заставить меня очнуться. И потом не знаю, что происходило.
90
Со скрежетом распахнулась тяжелая дверь, надсмотрщик вошел внутрь. Былую сонливость как рукой сняло. Я вжалась в стену, но он протянул свою могучую руку, одним махом поставил на ноги, толкнул к выходу. Едва не упала. Во всем теле – слабость; начинало колотить. Снова вели к центральной двери. Быть может, я и не хотела бунтовать, но что-то внутри заставило меня выворачиваться наизнанку. Начала выкручивать руки, пытаясь высвободиться. Он лишь сильней сжал надлоктевую часть, заставляя меня корчиться от боли. Кровоподтеки и ушибы доходили, казалось, до самых костей. В минуты одиночного заточения я разглядывала свое синюшное, искалеченное тело. После уговаривала себя держаться, пережить это, быть сильной. Что бы они ни выдумали на этот раз, хуже будет только в аду. Скоро они поймут, что им меня не одолеть – и отпустят… или убьют.
Счет времени потерян. Делаю ставку на три месяца пребывания, но все еще не уверена. Пищи практически не дают, как и свежей воды. Из-под пола вытекает струйка, и если успеть добежать, можно перехватить несколько относительно чистых капель. Бывают моменты, когда кажется, что пробыл тут целую вечность; сутками выдерживают нас в одиночестве – типичный психологический трюк. Только на меня это ни капли не действует: волки Герда во многом пожизненные единоличники.
Аля Алая , Дайанна Кастелл , Джорджетт Хейер , Людмила Викторовна Сладкова , Людмила Сладкова , Марина Андерсон
Любовные романы / Исторические любовные романы / Остросюжетные любовные романы / Современные любовные романы / Эротическая литература / Самиздат, сетевая литература / Романы / Эро литература