Шамбала

К черту Эйфа. Только выберусь, сама прикончу его. Жить спокойно не смогу, пока не отыщу его хоть на краю света, чтобы самой пронзить его сердце и заглянуть в эти лживые, как у всех комитетников, глаза. Смерти уже не боюсь – как и божьей кары. Хочу видеть, как обездвижется его тело и остекленеют глаза, выпуская грязную, черную душу.

Гриф переступает тело, подходит к Киану. Они с ним одного роста. Сверлят друг друга глазами. Понимаю, что если это повторится, не выдержу – сдамся. Выдам все и всех. До сих пор единственным нашим преимуществом оставались одиночные допросы; теперь Гриф добрался и до внутренних слабостей, тех, что куда сильней физических.

Кошмар возобновляется. Гриф бьет его в живот.

– Истечешь кровью и умрешь, как собака.

Я сильно дергаюсь, отталкиваю Грифа. Охранник позади бьет прикладом по спине. Я падаю. Плечи пронзает тупая боль. Почему-то мутит в голове, ухудшается зрение. Киану со всей яростью бросается на Грифа, выбрасывает ногу, бьет в бедро. Затем вскидывает связанные руки, сжимает в кулаки, с силой ударяет по голове. Гриф падает. Не успевает отбиваться. Охранник хватает меня за волосы, поднимает с колен, приставляет нож к горлу. Чувствую, как по коже скатываются первые капли крови.

– Эй ты! – орет громила.

Киану не слышит – колотит Грифа. Лезвие впивается, пальцы сжимают горло. Вырывается непроизвольный вскрик. Киану услышал, отступает в сторону, смотрит на меня.

– Ни шагу больше.

Страшно мутит, подступает тошнота. Киану бездействует. Ну давай, убей Грифа, прикончи охранников – и мы бежим отсюда. Навсегда! Вместо этого пальцы его рук расслабляются, он отходит в сторону. Гриф со спины бьет его в голову. Киану едва держится на ногах. Весь перепачкался кровью Ксана.

В углу зашилась Кара. Ее неимоверно трясет, зрачки расширены, бегают глаза. Господи, да у нее контузия! Что же они с ней сделали там, в этих изоляторах?

– Значит, – медленно произносит Гриф, довольно улыбаясь, – все-таки знаете друг друга, – достает белый платок, вытирает кровь с лица. Долго молчит, о чем-то думает; после поворачивается, надевает куртку. – Замечательно, нам есть, о чем поговорить, – несмотря на удары, он почти светится. – По камерам их. Продолжим через несколько часов, – полный довольства, он смотрит через стекло в глаза Эйфа.

Я запуталась. Что между ними происходит? Эйф пасует, но я не могу найти тому причину. Стена комитета, будь ты проклята! Ты убиваешь людей, порабощаешь их разум всеми мыслимыми и немыслимыми способами!

Нас толкают в спины, разводят по коридорам и отсекам. Меня снова швыряют в отвратительную камеру. Всюду протекает вода, нигде от нее не скрыться. Сажусь к стене, сгибаю ноги, обхватываю их руками. Чувствую, что все близится к концу. Настоящие пытки окончены, впереди ждет только смерть.

91

Все долгие часы не могу сомкнуть глаз. Только это происходит – передо мной Ксан; живой или мертвый, кричит или улыбается, но лицо его, как отпечатавшийся диафильм, скользит перед взором, затрагивая любой нерв, и я вздрагиваю, кричу, дергаюсь. Мучения, сродни которым нет ничего на свете.

В замерзшей тишине слышу, как скользит по камням вода. Где-то раскрываются двери. Кого-то ведут. Двери закрываются, скрипят, стонут, уставшие, слышатся спокойные голоса и размеренные шаги. Как хорошо, что у меня теплые ботинки… И плотная резиновая подошва… Поворачивается замочная скважина. Это моя дверь. Ну вот, за мной пришли. Теперь они знают, что нас с Киану можно друг другом шантажировать. И долго ли мы так выдержим?

Дверь распахнулась: передо мной Эйф. Стоит с каменным лицом и таращится, как если бы видел впервые. Входит охранник, связывает мне руки, выводит в коридор.

– Куда?

– Во Второе отделение.

– Сами справитесь?

– Обижаете, товарищ лейтенант, – улыбается капитан.

– А что с остальными?

– За ними пришлют машину через полчаса. Поможете вывести? Есть там один очень уж буйный…

– Наслышал. Самого Грифа поколотил.

Они засмеялись. Охранник перекинул меня в руки капитана. Тот схватил и с особой жесткостью повел в сторону выхода – туда, откуда нас привели. Всюду охранники, у каждой двери по двое, нигде от них не скрыться. Все смотрят прямо, никто не шелохнется; у каждого оружие наготове. Эйф ведет меня к лифту, а по лицу катятся слезы. Чешутся руки его ударить.

Выводит меня на улицу, вдыхаю запах травы, полевой земли. Только что кончился дождь. Хотя бы смогу насладиться этим запахом перед тем, как умереть.

За оградой – пустырь, ни единой души, только личный автомобиль Эйфа, черный BMW на котором он отвозил нас на Инаугурацию. Руки не освобождает, проверяет, крепко ли связаны. Садит на переднее сиденье, двумя наручниками цепляет к дверце машины – так, чтобы не сумела повернутся в его сторону. Его ладони – в моей крови, запястья пачкают кожаный салон. Садится за руль, заводит мотор. Здесь по-прежнему стоит запах его одеколона, а меня нещадно мутит, и от этой нескончаемой тошноты хочется скорее отдать богу душу.