Шамбала

Они все трое стояли по разные стороны экрана и что-то обещали. Увы, не нужно быть провидцем, чтобы утверждать ложность их красочных россказней. Я помню, что Леда Лумир – либералистка – говорила о том, как важно прислушиваться к народу, особенно пяти рабочим провинциям. Она рисовала картины нового мира, который теперь всем нам казался сказкой. Сказкой такой далекой, будто несбыточный бред, глупость психопата или слабоумного несчастного. Программа оппозиционерки включала в себя активное сотрудничество Белой Земли с Окраиной, где после революции главенствовали Соединенные Штаты, и чт никак не могло сказаться положительно на нас. Она видела преимущества в посредничестве Ас-Славии с другими государствами. Ее обширные амбиции сдушили весь воздух в помещении. Она забыла, что многие страны – в том числе и наша – закрыли свои границы в рамках борьбы в мировым терроризмом, несущий свои корни из стран Третьего мира. Прошло слишком мало времени, чтобы разрушить концепт этого спасения и позволить разбомбить и без того растерзанную Белую Землю.

Рамун Торе же обратил внимание на демократию – о, великий реформатор-просветитель! Он тоже упоминал людей рабочих провинций и говорил об экономике страны. Я запомнила кое-что из его пламенных речей: «Обратите внимание на тех, благодаря кому мы сыты – на людей ниже первых двух провинций. Я твердо убежден в том, что следует произвести некоторые реформы в сельскохозяйственной среде, а также в среде горнодобывающей, пищевой, химической и целлюлозно-бумажной. Они, кроме всего прочего, заслуживают особого внимания. Нельзя забывать и об интеллектуальной части нашей страны и об отрасли электроэнергетики. Данные отрасли стоят много выше ранее упомянутых, однако, и они не станут ниже за грядущие пять лет». Он говорил что-то еще – что-то довольно вразумительное, по крайней мере, достойное маломальского внимания, но телевизор зашипел и на минуту слышался только этот противный звук.

– Перекрыли, – сказал Док, – его перекрыли.

– Что это значит? – спросила Лия.

– Молись, чтобы его не вздернули этой же ночью. За этот ролик уплачено полказны – даю руку на отсечение! Матис так просто это не оставит.

Как подтверждение его словам, телевизор затих, и на экране появилась грузная фигура Матиса Гонболя. Он стоял за кафедрой, точно его уже снова избрали, и обыкновенно смотрел куда-то вдаль. Этот равнодушный взгляд скрывал все то, что вы могли бы заметить, загляни он вам прямо в глаза. Был ли он злым? Отнюдь. Самый обыкновенный житель Белой Земли, вышедший из простонародья несколько десятков лет назад. Но и не благоразумный. Все помнят эту историю – то, как именно он взошел на свой престол. И только под покровом тьмы, где-нибудь в глухих деревнях, отцы рассказывают своим внезапно повзрослевшим сыновьям о том, какими средствами и путями изничтожал всеми уважаемый Правитель тех, кто по воле рока оказался на его пути, чтобы помочь ему укрепить собственное положение, сделать так, чтобы весь мир его зауважал, так, чтобы каждый житель Белой Земли трясся при мысли о том, что вездесущие глаза Матиса Гонболя зорко взирают на те «греховные» дела, что чинят граждане против государства. Да, все помнят эту правду, ведь это ее, изложив на бумаге, некий забытый писатель вынужден был бежать, сокрыв собственное имя – и навсегда исчезнув для Белой Земли. Убийца. Нет хуже исповеди, чем исповеди по убитым. Что видели мы в этих глазах? Взрастало новое поколение, новые ветви старых деревьев; в наших руках оказывалась сила, способная изменить будущее наших пращуров, но ветви эти срезались на кону, едва касался их первый весенний цвет. Кто правит нами? Кому мы позволяем править?

И хотя, ручаюсь, на лицо ему наложили несколько упаковок крема и пудры, тяжелые полумесяцы, как мякоть испорченных фруктов, зияли под уставшими выцветшими глазами. Я почему-то вспомнила о том, что говорили те солдаты в лесу, среди которых оказался капитан. Кто-то из них говорил о болезни Правителя – беда любого из действовавших диктаторов. Так ли это на самом деле? Да, но этого никто не даст нам увидеть.

Матис выступил быстро. Кажется, он поздравил всех с этим историческим днем и сказал, что каждый должен прислушаться к себе во имя правильного выбора.

А потом мы увидали людей рабочих провинций. Все, как один, в лохмотьях, костлявые, с измученными печатями на лицах, они в страхе приложили правые руки на сердца и пели гимн Белой Земли. Между этими картинами мелькали кадры голосования. Стражи и комитетники караулили каждого гражданина у входа в кабины и фальшиво улыбались, когда какая-нибудь шестнадцатилетняя девочка или юноша кидали в урну листок с галочкой.

К горлу подступила тошнота.

В углу экрана кого-то выводили из зала голосования. Кадр сменился красотами Метрополя и снова вернулся, но уже к другим людям-крестьянам. Через несколько секунд я снова заметила, как и зала выводят людей. Их был немного, но на лицах их стояло одинаковое выражение какого-то отчаяния.

Быстро ткнула пальцем в угол экрана.

– Куда их ведут?

Сет уловил мою мысль.