Шамбала

– Это ты ничего не боишься, а мне страшно! – она почти рыдала, но меня это ничуть не трогало.

– Вот что: одевайся. Пойдешь со мной.

– Куда? – подскочила она, уронив вилку.

– Подними, – указала на прибор и еще раз выглянула в окно. – К Виту. И ты не должна рассказывать матери о том, что увидишь, поняла?

Она тупо на меня смотрела.

– Я спрашиваю: поняла?

– Да! Да! – снова капризничала она, немного успокоившись оттого, что не придется оставаться одной.

– И заодно поблагодаришь Вита. Как мы договаривались.

В темноте коридора, где ни черта не видать, я проверила ножны. Ничего не случится, но начеку следует быть всегда.

26

Мы не утруждались фамильярным стуком. Там, за темными окнами и мрачными дверьми, чуялось что-то неладное. Я окликнула, но никто не отозвался. В полутемном помещении без существенных перегородок, что обозначали бы комнаты, стояла полная тишина.

Вдруг что-то бухнуло – и послышался приглушенный детский смех. Мы с Марией переглянулись, она пошла в сторону шума. Меня привлек неких шорох со стороны печи. Там, за куском простыни, лежал Артур. Его плечо, наспех перевязанное, немного кровоточило. Пару месяцев назад здесь мучилась треволнениями Сфорца, теперь – ее муж. А что же с детьми? Неужели они легли на плечи одного Вита или еще хуже – предоставлены сами себе?

– Кто здесь? Али, ты?

– О чем ты думал, Артур? – это прозвучало слишком уж по-наставнически.

– А, Армина… вечная праведница.

Я устроилась на краю постели.

– Вит проголосует за тебя?

– Разумеется. Как там моя рана?

– Не очень, – коснулась перевязки. – Но кровь, кажется, остановилась. Что у вас произошло? Разве эта заварушка стоила этих жертв?

– Да что ты знаешь, девчонка! – негодовал Артур. – Мы добились беседы с самим капитаном из Метрополя. Он сказал, что после выборов Правительство пересмотрит ситуацию на периферии.

– И ты этому поверил? – искренне возмутилась.

– Не такой я дурак. Но это было необходимо, ты и сама знаешь. Если не начнем мы, то кто?

– Ты безнадежный фанатик, – я встала и ушла за ширму принести ему кружку воды; Мария возилась с младшими. – У тебя трое детей, а ты приносишь в жертву то единственное, что у них еще не отняло государство,– подала ему кружку и снова присела. – Ты хоть подумал, что с ними станет, если тебя не будет? Тебя не пугает их судьба?

– Я больше ничего не боюсь, – его темные глаза выражали упрямство и твердолобость малого ребенка. – Знаешь, почему? Все мои друзья, те, кого я знал, любил и уважал – все они умерли еще до того, как им стукнуло двадцать. Они отдали свои жизни во имя кровавой революции.

– Она ничего не изменила.

– Ошибаешься, девчонка, – Артур попытался сесть, он не привык разговаривать, чувствуя собственную беспомощность. – Тогда Правитель издал указ об уменьшении рабочего дня.

– И снизил плату за ваш труд. Это закономерно. Никто из них не прислушался к вам. Это бессмысленно. И разве это стоило их смертей?

– Ты просто мерзавка! – кипятился Артур. – Конечно же это имеет смысл! Все имеет смысл! Мы все боремся за свободу, за изменения. Ты тоже борешься, разве нет? Но сидишь тут и сама себе противоречишь.

– Так ты не боишься, что тебя убьют? – сразу же представила эту трагедию.

Он выпрямился, кряхтя от боли и стал указывать на меня пальцем здоровой руки.

– Нет, – в его уверенности сквозило какое-то равнодушие, заставившее меня поверить в искренность его слов. – Десять лет назад мы ехали по Ущелью. Случилась авария. Я был водителем. Все погибли, а я выжил. Понимаешь, девчонка, я выжил! Машина взорвалась, дьявол ее подери, а меня выбросило наружу! Наружу, мать его! Там всех порвало на куски. Они сгорели в одну секунду. Так что знаешь, девчонка, после того, что я там пережил, я больше ничего не боюсь.

Эта история каким-то образом коснулась меня самой. Я не понимала, почему, что именно знакомого в ней нашлось, но тогда, сидя на жалкой постели против этого безумца, во мне что-то дрогнуло.

Я встала и выглянула в окно. Старуха провидица, сидя на лавке под холодным осенним ветром, мельтешила завязки красной косынки под подбородком. Она казалась подавленной, как и ее муж-старик, что вынес пустое ведро и направился к колодцу за водой. Мать с дочерью-подростком, – наши соседи – кутаясь в лохмотья, съежившись, спешно поднялись по деревянному прогнившему крыльцу и заперли за собой дверь. Вот и первые проголосовавшие.

– У тебя еще была машина? – удивилась я.

– Мы стащили ее. Я должен был доставить тех ребят за границу.

– Идиоты.

– И, правда: что я тебе рассказываю все это? Ты же, видимо, продала душу самому дьяволу за такие ботинки с формой. И за глаза бешеной дьяволицы. И эти волосы… Господи, да ты вообще не отпрыск собственных родителей – какое-то отродье. Ни материнских в тебе черт, ни отцовских взглядов – только дикость какая-то. И нечего на меня так смотреть, ясно?

– У меня другие понятия о том, как нужно действовать. Ты бьешь с горячего плеча, я предпочитаю ждать удобного случая.

– И все равно без людей ты мало на что способна.