Шандор Ференци

Здесь Ференци ссылается на образ «мудрого младенца», чтобы проиллюстрировать развитие гипервзрослости, вызванной психическим шоком: «Очевидно, что сильное страдание и особенно страх смерти способны воскресить и неожиданно активизировать латентные предрасположенности, еще неинвестированные, которые ждали своего созревания в полной тишине». Противопоставляя этот процесс регрессии, Ференци говорит о «травматической прогрессии», даже раннем взрослении. «Мы можем вспомнить о фруктах, которые созревают и наполняются вкусом слишком быстро, если птица повредила их своим клювом, а также об ускоренном созревании червивого фрукта. Шок может подтолкнуть какую-то часть личности к мгновенному взрослению — не только в эмоциональном, но и в интеллектуальном плане». Здесь Ференци вновь вспоминает метафору «мудрого младенца» и добавляет: «Страх перед распоясавшимися взрослыми, в каком-то смысле сумасшедшими, превращает ребенка, если можно так выразиться, в психиатра; чтобы защитить себя от опасности со стороны разнузданных взрослых, он прежде всего должен уметь идентифицироваться с ними».

В клинической заметке, датированной 24 ноября 1932 г.[60], Ференци вновь возвращается к идее «раннего взросления»: «Жизненная опасность принуждает к раннему взрослению. Очевидно, вундеркинды развивались таким образом — и не выдерживали (break down)». Несколько дней спустя, 30 ноября 1932 г., в одной самоаналитической, почти завещательной записи[61] он отмечает: «Идея wise baby (мудрого младенца) смогла осенить лишь wise baby».

Если автору метафоры «мудрого младенца» можно сделать упрек, что, начиная с 1931 г. он убирает составляющую влечений в пользу нарциссической составляющей и ставит акцент на теории инфантильности, видящей в действиях бедного, невинного и безоружного ребенка жертву мира взрослых соблазнителей, губящих его и потому являющихся психическими насильниками, все же, думаю, мы должны быть обязаны Ференци не только тем, что он дал импульс плодотворной и новаторской «теории» об «инфантильном», позволяющей исследовать статус «инфантильного» в «теории»[62], но особенно тем, что он раньше других уловил мутативное значение связи понятия травмы с понятием расщепления, сумев в то же время придать понятию «нарциссического расщепления» благородный образ.

Клинический дневник (январь — октябрь 1932): Пара травма — расщепление

Как указывает заглавие этой публикации, которому мы обязаны издателям, мы имеем дело с клиническим дневником. Таким образом, эта работа представляет собой исключительный документ, так как речь в нем идет сколь о пациентах, столь и об авторе в связи со всеми испытаниями, которые Ференци прошел в горниле психоаналитического лечения. С необычайной честностью и откровенностью день ото дня в течение нескольких месяцев он фиксирует сложности переноса и контрпереноса, вызванные работой с самыми трудными пациентами. К этому следует добавить сомнения и возобновление дискуссии, касающейся обоснованности «взаимного анализа», последней техники, которая позволила достичь многого, но все же вызывает вопросы относительно самых важных, фундаментальных параметров исследования. Вот почему эти ежедневно заполняемые страницы с редко встречающимися простотой и целомудрием передают не только чувства, впечатления, интуицию и новые идеи Ференци, но и сомнения, замешательство, неясности, даже теоретическую слабость, с которыми он сталкивается в своих исследованиях.

Интересы Ференци сосредоточены в «Дневнике» в основном вокруг трех осей:

• теоретическая ось, касающаяся травмы и ее метапсихологического статуса в патологиях в пределах классического анализа;

• техническая ось, тесно связанная с концепциями травмы, ведущая к созданию и практическому использованию «взаимного анализа»;

• наконец, личностная ось, касающаяся сути его отношений с Зигмундом Фрейдом, анализа их разногласий, а также предпринимаемых попыток их проработки.

Теоретическая ось: травма

Это главная ось «Дневника». Она связана с желанием Ференци шаг за шагом построить свои теоретические гипотезы относительно травмы. В то же время, когда он пытается наблюдать, как они могут помочь в плане управления контрпереносом при столкновении с некоторыми типами страстных переносов, он видит в них средство, помогающее в ежедневной тяжелой работе с «пограничными» пациентами. Интуитивно чувствуя экономическое и метапсихологическое значение пары травма — расщепление, Ференци видит в ней ту красную нить, которая является ключом к пониманию определенных сложных случаев, вплоть до связанных с ними переносно-контрпереносных тупиков. На протяжении всей работы над «Дневником» в центре его размышлений остается мутативное значение понятия травмы и понятия расщепления. Сейчас мы попробуем проследить главные вехи этих размышлений.