Шандор Ференци

Клинические заметки от 12 января 1932 г. («Дневник» начинается с 7-го) о пациентке с инициалами Р. Н. дают Ференци повод остановиться на проблеме расщепления и попробовать очертить его контуры в метапсихологическом плане в сравнении с очертаниями травмы.

Эта пациентка, которую он называет также «Орфа», подверглась трем покушениям на сексуальное насилие (соблазнам) в период между ранним детством и предподростковым возрастом: первое случилось в возрасте полутора лет, второе — пяти, и третье, изнасилование, — в одиннадцатилетнем возрасте. Эти травмы, вписанные в психику пациентки, привели к «атомизации ее психической жизни», к настоящему раздроблению личности, пишет Ференци, считающий, что результатом фрагментации, вызванной последовательными расщеплениями, является организация «своего рода искусственной психики для тела, вынужденного жить».

Исходя из клинических принципов, разработанных во время лечения Р. Н., Ференци описывает ряд последствий расщепления, возникшего в связи с различными травматическими ситуациями, сложившимися у пациентки до наступления отрочества:

• фиксация, внутри уже взрослой личности, на «соблазненной девочке». Эта взрослая женщина предстает как преисполненная влечений; возбужденная, она может ослабить эти свои возбуждения, только контринвестируя и защищая их при помощи сомнамбулического транса истерического типа. Аналитик «с большим трудом» может «войти в контакт» с этой частью, с «чистым вытесненным аффектом», пишет Ференци: эта часть «ведет себя как истощенный ребенок, который ничего о себе не знает, который только жалуется и которого надо психически, а иногда и физически встряхнуть», добавляет он;

• разные фрагментации путем девитализации психики и обесценивания чувств, переживаний и ощущений создают личность «без души», «бездушное тело»;

• эти фрагментации могут дойти до атомизации, вплоть до распыления психической жизни.

Сегодня это напоминает «ложную самость», описанную Д. В. Винникоттом, или «как будто бы» личность. По нашему мнению, обесценивание чувств и переживаний, о которых говорит здесь Ференци, стоят у истоков девитализации либидинального совозбуждения.

С этого момента, желая придать общую структуру клинической картине, Ференци описывает эффекты разных расщеплений следующим образом:

«На первый взгляд „индивидуум“ состоит из таких частей: а) на поверхности — существо живое, способное, активное, с хорошо и даже очень хорошо, отрегулированным механизмом; б) за ним существо, которое ничего больше не хочет знать об этой жизни; в) за этим уничтоженным „Я“ пепел предшествующей душевной болезни, оживляющейся каждую ночь пламенем этого страдания; г) сама болезнь как отдельная бессознательная и бессодержательная аффективная масса, собственно говоря, остаток человеческого существа»[63].

Изучая эти заметки, можно сказать, что для Ференци расщепление, как и фрагментация, накоротко замыкаются с механизмами вытеснения. Следовательно, он понимает и лечит инфантильную амнезию как феномен, вторичный по отношению к расщеплению, настоящий Spaltung, связанный с шоковым эффектом травмы. Исключенная часть воспоминания как бы выживает тайно: будучи отщепленной от своих возможностей репрезентации невротическим способом, она не передается словами, но проявляется телесно (истерические трансы).

Та же пациентка побуждает его немного позже, 24 января 1932 г., задать себе вопрос о содержании расщеплений: «Каково содержание расщепленного „Я“? <…> Содержание расщепленного элемента — это всегда естественное развитие и спонтанность; протест против насилия и несправедливости; презрительное, даже саркастическое и ироническое подчинение, осуществленное под давлением, при полном знании того, что насилие ничего не добилось — оно изменило лишь объективные вещи, формы решений, но не самое „Я“ как таковое; самоудовлетворение от этого перформанса, ощущение, что ты выше, умнее, чем грубая сила <…>»[64].

Ференци описывает здесь один из способов «самоизлечения» путем развития у субъекта нарциссического расщепления, что делает возможным образование нарциссизма вроде бы защитного, но могущего стать и «мегаломанией». Мы увидели, в связи с метафорой «мудрого младенца», метапсихологическое значение и клинические последствия, которые Ференци присваивает понятию нарциссического расщепления.

Это описание приближается, по нашему мнению, к тому, которое сделает Хайнц Кохут тридцать лет спустя в связи с определенным нарциссическим состоянием, названным им «грандиозным „Я“»[65].