Шанхай Гранд. Запретная любовь и международные интриги в обреченном мире

К 1931 году, когда сэр Виктор Сассун сделал Шанхай своей базой, Япония набрала достаточную военную мощь, чтобы предпринять попытку фактического вторжения. Взрыв на путях Южно-Маньчжурской железной дороги — тех самых путях, которые Япония захватила у императорской России, — был возложен на китайских диссидентов. Хотя на самом деле взрыв устроил лейтенант японской армии, и, по сообщениям, он был настолько слабым, что поезд смог пройти по тем же путям несколько минут спустя, Япония использовала «Маньчжурский инцидент» в качестве предлога для оккупации северо-восточного Китая. За шесть месяцев родина бывших правителей Цинского Китая превратилась в японскую колонию Маньчжоу-Го, поставляя сою, кукурузу и сорго для растущей, жаждущей ресурсов империи.

К тому времени, когда Микки Хан прибыл в Шанхай в 1935 году, Китай потерял более полумиллиона квадратных миль территории и тридцать два миллиона своих граждан в пользу Японии. К лету 1936 года, писал находившийся в Шанхае американский корреспондент Халлетт Абенд, «уже собрались все силы, которые подтолкнут Японию к нападению на эту страну и к попытке продвинуться на юг с господством в Азии в качестве ее конечной цели». Но Соединенные Штаты были настроены изоляционистски, и Абенд обнаружил, что его статьи о зверствах в Северном Китае ушли на последние страницы «Нью-Йорк Таймс».

Для мира, боровшегося с последствиями глобальной депрессии и ростом фашизма в Европе, махинации японцев в Китае могли быть лишь незначительным поводом для беспокойства. Даже жители Шанхайланда, уверенные в защите со стороны националистов и западных канонерских лодок, склонны были преуменьшать значение происходящего всего в 600 милях к северу.

«Не думаю, что в то время я задумывалась о «Маньчжурском инциденте», — пишет Микки Хан, вспоминая свое отношение к нему после прибытия в Шанхай, — потому что я уверена, что никогда о нем не слышала».

С тех пор сэр Виктор Сассун много рассказывал ей о неудачном вторжении японского флота в Шанхай в первые месяцы 1932 года, когда отель «Cathay» сотрясался на своем бетонном плоту от силы взрывов на «Whangpoo». И она не могла не заметить постоянно увеличивающееся число японских гражданских лиц в городе. К моменту ее прибытия в городе насчитывалось 30 000 человек, что вдвое превышало совокупное британское, американское и французское население Шанхая. По мере роста численности японцев росли и их требования. Они требовали дополнительных мест в муниципальном совете и настаивали на том, чтобы улицы Хонгкью патрулировала обученная в Токио полиция.

Когда Микки только приехала в Китай, она считала японское присутствие признаком привлекательного космополитизма и частью того, что делает Шанхай интересным местом для жизни. Однако становилось ясно, что имперские амбиции Японии включали в себя превращение Китая в колонию. Некоторые считали, что они хотят править всей Азией. На данный момент безопасность Международного поселения зависела от существования в Нанкине работоспособного, хотя и печально известного коррумпированного военного правительства.

Это объясняет, почему Микки была так потрясена утром 12 декабря 1936 года, когда узнала, что Чан Кай-ши, лидер националистов в Китае — и единственный человек, обладавший полномочиями сдерживать японцев в Шанхае, — пропал без вести.

Микки Хан, как и любой другой человек, приехавший в Шанхай в середине тридцатых годов, мог бы поверить, что Китай — это такая же страна, как и все остальные на планете.

В конце концов, у него было национальное правительство, возглавляемое партией Гоминьдан, и новая столица, Нанкин, пересеченная широкими бульварами и наполненная такими впечатляющими памятниками, как мавзолей Сунь Ят-сена на вершине горы. У нее была армия — по численности одна из крупнейших в мире — и флот, на канонерских лодках которого гордо реял флаг Китайской Республики — белое солнце на фоне голубого неба. У него даже была своя национальная философия — Движение за новую жизнь, которое пропагандировало чистоту, целомудрие и честность, не допуская таких пороков, как азартные игры, курение опиума и взяточничество.

У нее также был лидер. Портрет Чан Кайши в рамке, на котором он изображен с руками в белых перчатках, опирающимися на рукоять меча, висел в каждом правительственном учреждении и на каждом железнодорожном вокзале Китая. Генералиссимус, как его называли, был председателем Национального военного совета Китайской Республики.