Шарль Моррас и «Action française» против Третьего Рейха

Демонстрации 6 февраля, в которых выплеснулось народное возмущение «делом Ставиского» и прочими скандалами, нанесли тяжелый удар партии радикалов – «утратившей здравый смысл, истощенной, развратившейся», по определению Дриё Ла Рошеля[145]. Править доминантно она больше не могла. На скамью подсудимых по «делу Ставиского» попали только статисты, несколько депутатов лишились мандатов, но репутация партии пострадала фатально. Удержаться у власти радикалы могли только в союзе с социалистами, что привело их в Народный фронт. Но Даладье пришлось стоять на трибуне с поднятым в «рот-фронтовском» приветствии кулаком по соседству не только с Блюмом, но и с Торезом.

После отставки кабинета Даладье его сменило правоцентристское правительство Думерга, но время работало на «левых». События 6 февраля 1934 г. обусловили победу Народного фронта на всеобщих выборах в мае – июне 1936 г. А эта победа, в свою очередь, стала важным шагом на пути к новой европейской войне.

Как повлияли эти события на «Аction française»?

«Правые движения оказались жертвой своих вечных разногласий и непрерывной войны между вождями. Первой жертвой стала “Action française”. Пожалуй, с этого момента ведет отсчет ее упадок. Вожди монархистов проанализировали поражение, хотя с самого начала знали о невозможности успеха: нужен был Монк, как они говорили» (PPF, 309). Речь о британском генерале Джордже Монке – одном из любимых исторических героев Морраса – который служил Карлу I, затем Кромвелю, после смерти «протектора» стал ключевой фигурой в восстановлении монархии, возвел на престол Карла II, но сам не претендовал на реальную политическую власть. Во Франции такого Монка не было. Вожди «Аction française» знали это лучше, чем кто-либо другой.

Моррас показал, что может быть учителем и стратегом, но не командиром. «Для моррасианцев последствия 6 февраля оказались троякими: потеря престижа и аудитории; разрыв с графом Парижским; глубокий внутренний раскол» (PPF, 309).

«Шестого февраля казалось, – писал месяцем позже Дриё Ла Рошель, то приходивший к Моррасу, то отталкивавшийся от него, – что значение “Аction française” сократилось в той же мере, в какой эффект от его первоначального выступления (27 января – В. М.) сказался на определенных кругах. В этот день оно не сыграло значительной роли, и возглас “Да здравствует Король!” на площади Согласия оказался заглушен “Марсельезой” и “Интернационалом”». «Сожаление, полное злобы и презрения, – продолжал он в другой статье, – вызывала у меня та часть молодежи, которая под знаменем парламентского консерватизма, состоя в жалких рядах радикальной и социалистической партий, шестого осталась сидеть дома, ожидая результата ударов, нанесенных мобильными частями жандармов, и двенадцатого вяло последовала за молодежью коммунистической»[146].

Сам автор 6 февраля был на площади Согласия. Туда же он отправил своего alter ego Жиля Гамбье – в отличие от Дриё, человека дотоле аполитичного, которого события развернули к политике, причем к «правой»: он уехал в Испанию воевать на стороне Франко. «Вышли на площадь» и герои Робера Бразийяка – Франсуа Курте из «Семи цветов», ставший франкистским волонтером, и Жильбер Кайе из «Пленников», нарисовавший стилизованный календарный листок: «6 февраля 1934 – Год Первый Национальной Революции» (RBC, I, 551). История Жильбера отражает эволюцию Робера, которого события 6 февраля побудили к политической активности, а начало гражданской войны в Испании сделало бойцом «правого» фронта.

Неудачная, но реально предпринятая под руководством Доде или Пюжо попытка захватить Бурбонский дворец навлекла бы настоящие репрессии на «Аction française», но подтвердила бы серьезность намерений движения в глазах как претендента на престол, так и рядовых участников. Разочарованный граф Парижский решил, что «речь идет если не о разводе, то о разделе имущества, и отношения уже никогда не будут такими, какими были раньше» (НСР, 114–115). Он решил создать собственную организацию на основе преданности лично себе и своим идеям, которые все больше склонялись «влево».

По инициативе сына герцог де Гиз 22 ноября 1937 г. издал манифест, в котором заявил: «Аction française» «никогда не было ни порождением, ни органом французского королевского дома; не подчиняясь Нашей власти, оно не служило Нам. Хотя его политическая доктрина провозглашает монархический режим, учение этой школы несовместимо с традициями французской монархии. Только французский королевский дом во главе с Нами является хранителем монархической доктрины. Только он уполномочен определить, какой будет завтрашняя монархия» (НСР, 330). Легко заподозрить здесь руку политического советника претендента Пьера де Ла Рока, брата вождя «Огненных крестов» – «конкурирующей организации».