Шарль Моррас и «Action française» против Третьего Рейха

Энергичные и дисциплинированные лидеры сумели завлечь в свои ряды монархистов и молодых нонкоформистов «справа», искавших «прямого действия» или просто приключений[151]. Франция – не та страна, где тайна долго остается тайной, поэтому слава бежала впереди «кагуляров». Организация возникла весной 1936 г., а уже 29 июля Моррас предупредил читателей L’АF против «идиотских антиполитических затей, способных нанести серьезный ущерб общему делу». «Хотели бы мы назвать это забавами молодых людей, – пояснил он, – но их игры небезопасны и направляются людьми постарше. <…> Должен заявить, что я абсолютно не причастен к этой интриге»[152]. Поэтому толки о связях «Тайного комитета революционного действия» с «Аction française» и, тем более, с вождями движения совершенно беспочвенны. Пюжо свидетельствовал: «они (“кагуляры” – В. М.) яростно ненавидели “Аction française”, особенно Жоржа Кальзана[153] и меня; сначала потому что мы выставили их вождей за дверь, затем потому что я в серии статей предупредил наших друзей против них, когда те не прекращали попытки расколоть ряды “королевских газетчиков” и преследовать отделения нашей Лиги. Мне угрожали в собственном доме: три раза за одну неделю звонили жене и требовали остановить мое перо, иначе нашего десятилетнего сына ждет судьба Филиппа Доде» (PAF, 16), т. е. смерть. «Мы не знали ни одного “кагуляра”, – вспоминал Бразийяк. – Но знали, что в таких организациях, разномастных и разобщенных, всегда есть осведомители, подонки, сумасшедшие, придурки – и большинство смелых парней, искушаемых добродетелью действия» (RBC, VI, 276).

«Кагуляры» раскидывали сети повсюду, завязывали связи в Италии и Испании, проникали в армию и полицию, запасались оружием и боеприпасами, совершали политические убийства. По словам Пюжо, «полиция с самого начала направляла и контролировала “кагуляров” через Второе бюро (Генерального штаба, разведка – В. М.) армии, которому они слепо доверяли, и, будучи оставлены ей (полицией – В. М.) в покое на год, предпринимали все провокационные действия, в которых нуждался Народный фронт» (PAF, 16). Так или иначе, толки о «заговоре кагуляров», как и заявления де Ла Рока, были на руку Народному фронту в борьбе с «фашистами», к которым они относили и «Аction française». «Берегитесь! – заклинал 17 сентября 1937 г. Моррас. – Берегитесь вербовщиков, берегитесь ловцов. Берегитесь шутовских клятв самозванного “белого” или “серого” масонства, которое вполне может оказаться связано с “красным” масонством». «Будьте начеку. Эти глупости играют на руку еврейской и большевистской банде», – продолжал он два дня спустя, обвиняя заговорщиков в «гнусных контактах с миром Гитлера»[154].

«Тайный комитет революционного действия» и его соратники-военные действительно подготовили государственный переворот, запланированный на ночь 15/16 ноября 1937 г. Власти сорвали попытку, провели аресты и нанесли серьезный удар организации, хотя не уничтожили ее. «Кагуляры» стали героями романов и фильмов с изрядной долей мифологизации и пропагандистской лжи, – вроде того, что их подлинным вождем был… маршал Петэн, – но к нашей теме они отношения не имеют.

Глава третья Кошмар альянсов: «Action française» против Москвы и Берлина, 1935–1936

Гитлер хочет бросить нас против Сталина, а Сталин против Гитлера. Диктаторы оспаривают Францию друг у друга.

Жак Бенвиль

I.

Для Франции новый 1935-й год начался если не унижением, то ожидаемой неприятной новостью. На плебисците в Сааре 13 января почти 91 % голосовавших высказался за возвращение в Германию и меньше пол-процента – за присоединение к Франции. «Если бы Генрих Гейне находился еще на этом свете или имел бы здесь двойника, – откликнулся Бенвиль, – из-под его насмешливого пера вышла бы такая история: “13 января 1935 г. Иммануил Кант, к изумлению всего Кёнигсберга, изменил неколебимый маршрут своей ежедневной прогулки. Он отправился купить радиоприемник, чтобы не пропустить самое первое сообщение о результатах плебисцита в Сааре и торжестве германской идеи”. <…> Хуже всего то, – добавил Бенвиль уже серьезно, – что выбор был сделан в условиях, наиболее располагавших к его свободе»[155].