Шарль Моррас и «Action française» против Третьего Рейха

Граф Парижский 4 декабря разъяснил, что учение «Аction française», представляющее собой «национализм якобинского типа» (противники не раз называли Морраса «якобинцем» в отрицательном контексте), «теоретически ведет к рациональному монархизму, практически – к цезаризму и самодержавию» (VCM, 392). «Интегральный национализм ведет к фашизму», – повторил он тогда же в беседе с писателем Анри Бордо, зная, что перед ним друг Морраса и не монархист[147]. В «Альманахе Action française на 1938 год», выпущенном незадолго до этого, «королевский» раздел присутствует, как обычно (AAF-1938, 34–54).

Ребате позже обозвал вождя «Аction française» «католиком без веры, причастия и папы, террористом без убийц, монархистом, которого отверг претендент» (RMF, I, 133). Впрочем, как и в случае с осуждением движения Ватиканом в 1926 г., многие монархисты предпочли Морраса, который, публично выражая почтение королевской семье, приватно заметил, что «граф Парижский не стоит обедни»[148]. «Старый боец принял удар, не согнувшись, – вспоминал Бразийяк. – Мы повторяли себе, что личность монарха не важна, что неблагодарность – добродетель королей и что время всё исправит» (RBC, VI, 275–276).

VII.

Бездействие Морраса 6 февраля оттолкнуло от него больше людей, чем осуждение со стороны принцев. В основном молодых – тех, для кого, по словам одного из них, «Аction française» было не просто «делом», но «разновидностью религии, включавшей этику жизни и даже эстетику», «имевшей в наших глазах почти абсолютный престиж и дававшей нам преимущество почти всеобъемлющей доктрины» (СМР, 35). Количественно потери движения были невелики, но оно лишилось части «актива», из которой вышли непримиримые критики. Ребате – по словам Бразийяка, «вечно полный гнева против людей, вещей, времени, пищи, театра, политики, создающий вокруг себя атмосферу катастрофы и мятежа» (RBC, VI, 211) – порвал с учителем много позже, после поражения Франции в 1940 г., но задним числом возводил свое недовольство именно к 6 февраля. Посвятив пламенные страницы адептам движения, их бескорыстию, героизму и верности, он сделал вывод: «“Аction française” легкомысленно промотало всё это. <…> Его грехи тем более тяжки, что собранные им люди были лучшими» (RMF, I, 135–136).

Здесь необходимо остановиться на известном, но превратно толкуемом сюжете. Группа «людей короля» во главе с Эженом Делонклем, «слишком всерьез воспринявшим учение Морраса»[149], порвала с «французским бездействием», желая, по выражению Пюжо, «сменить режим более быстрыми действиями, чем наши» (PAF, 16). Исключенные из движения за неподчинение в 1935 г., они создали «Тайный комитет революционного действия», который Пеллисье удачно назвал «родным дитем “Аction française” и 6 февраля» (PPF, 310). Среди них выделялся герой Первой мировой войны Жозеф Дарнан, краса и гордость «Аction française» в департаменте Приморские Альпы, покинувший движение в 1930 г. Вожди вызвали его для объяснений в Париж.

По рассказу Шарбонно, слышавшего историю от самого Дарнана, «он телеграфировал: “У меня нет на это денег”. Ему выслали тысячу франков. Дарнан приехал и предстал перед ареопагом, включавшим Пюжо, Бенвиля, Доде и Морраса. Он высказался с обычной откровенностью. Десять лет он не переставал упорно бороться, жертвуя Делу свой досуг и даже часть рабочего времени. И все десять лет видел те же самые внутренние интриги, застой, бездействие…

– Ах, вы не знаете, что о вас говорят в провинции! – горько закончил он.

Услышав это, Моррас поднял голову и спросил глухим голосом:

– И что же о нас говорят?

– Хотите знать? Хорошо, говорят, что вы все – старые жопы![150]

Честное заявление вызвало громовый раскат хохота. Леон Доде, любитель всего неожиданного и красочного, корчась от смеха и хлопая себя по ляжкам, повторял:

– Мы ему послали тысячу франков, чтобы он приехал и назвал нас старыми жопами!

После этого Доде, бывая в Ницце, никогда не упускал случая дружески повидаться с Дарнаном» (СМР, 162).

Прослышав о странных ритуалах и костюмах заговорщиков, Пюжо окрестил организацию «Кагуль» («капюшон»), а ее членов – «кагулярами». Название прижилось и вошло в историю.